По договору они давали нам «крышу» от полиции и властей, а мы отстегивали им кое-что от барышей. Все бы хорошо, но к середине девяностых москвичи уже растащили по карманам Россию и добрались до нас. Старый Сакато пока хитрит, в междоусобицы наши не лезет, но при случае своего не упустит, добить слабейшего для него — святое. Причем сделает он это руками полиции, заодно и общественность свою успокоят — вот, мол, борьба с русской мафией ведется полным ходом.
— А зачем сюда едет его сын? — поинтересовался я.
— Эх. — тяжело вздохнул Палыч, — боюсь, что старик все-таки сделал свой выбор, решив поддержать москвичей. Здесь Восток, Саня, просто так никто ничего не делает. Словами никто ничего не скажет, как нормальные люди, нет; у них тут вместо этого жесты, символы разные в ходу и прочая показушная мутотень. Разведут черт те что, а ты потом сиди и чеши бестолковку — что тебе хотели этим сказать. Ладно, Сакато в любом случае рано списывает нас со счета. Ты ведь был в «Асидзури», Саня? Что скажешь, есть шанс дотянуться там до Зимы?
— Без понятия, — хмуро бросил я, мрачнея от мысли, что Судьба, судя по всему, никак не хочет отказаться от своей издевательской затеи еще раз испытать меня в роли наемного стрелка.
— Что значит — без понятия?! — подал голос Кащей, — Давай, профессионал, научи нас, глупых, как надо по правилам людей на тот свет отправлять.
Я метнул злой взгляд в сторону Стрижа, мирно посапывающего во сне на мягком диване в углу гостиной. Вот уж кто удружил так удружил! Наплел про меня Кинаю невесть что, а теперь нам обоим приходится расхлебывать заваренную им кашу. Стриж, не ведающий, с какой ненавистью я сейчас взираю на него, сладко зачмокал губами и перевернулся на бок, раздражая меня своей безмятежностью.
— А что будем делать с сыном Сакато? — деловито произнес я, поняв, что отвертеться не удастся и напуская на себя злодейский вид. — Тоже прикончим за компанию?
— Что ты, что ты! — замахал руками не на шутку встревоженный Палыч, — Упаси вас бог от этого! Иначе на нас начнет охоту вся полиция Японии, а они ведь, уроды косоглазые, как роботы: им скажут «взять», и они возьмут, даже если мы половину их перестреляем. Оставшиеся в живых все равно доберутся до тебя и на золотом подносе доставят старику Сакато. А после этого, Саня, тебе останется только сожалеть, что не успел вовремя пустить себе пулю в висок. Ходят слухи среди японцев, что в чем-чем, а в пытках старый черт знает толк.
— Ну это мы еще посмотрим, кто из нас лучше разбирается в пытках, — скорчив кровожадную рожу, ответил я и уставился на Эдика с таким видом, будто немедленно готов был продемонстрировать на нем свои познания в искусстве мучить.
— Чего это ты на меня вытаращился? — подозрительно поинтересовался Кащей, отсаживаясь от меня подальше и словно невзначай прихватывая с собой каминные щипцы. — Эй, Палыч, чего это он, а? Да ну вас, — обиженно забормотал он, когда мы с седым, не выдержав, засмеялись, — Дураки. И Кинай тоже хорош, присылает тут всяких отморозков, — добавил он, косясь на меня и торопливо заполняя ноздри кокаином.
— Хватит прикалываться, — посерьезнел Палыч. — Давай, Саня, конкретно излагай, как завтра Зиму убивать будем. И не пугай больше Кащея, он и так дышит через раз, и то лишь чистым кокаином.
— А если серьезно, то такие операции вдвоем-втроем не проворачивают, — тоже перестав улыбаться, ответил я, надеясь в глубине души, что людей у Киная на Хоккайдо не так много. — Понадобится минимум человек восемь-десять.
— Если надо, через полчаса в твоем распоряжении будет три десятка бойцов, — спокойно сообщил Палыч, вдребезги разбив мои надежды. |