– Дашка, ну, подожди… Я сам хотел…

– Ты думаешь, стоило подождать? А я считаю, нет. Должна же я убедиться, что у тебя там все в полном порядке и ты вполне способен удовлетворить даже такую притязательную женщину, как я.

Федор навис над ней, медленно раздвигая Дашины ноги.

– Сейчас я докажу тебе свои способности, – пообещал он, медленно опускаясь на ее разгоряченное тело. – Ты не пожалеешь.

Из кухни потянуло запахом подгоревшего пирога с грибами.

Академика не очень расстроила смерть Лехи Туза, поэтому от него на поминках погибшего вора никто не услышал пышной речи. Говорили другие воры. И, по мнению Академика, этого было вполне достаточно. Даже больше того, когда они потом выходили из ресторана, Академик бросил фразу, которую вор Козырь истолковал не иначе, как приговор.

– Он получил то, что заслужил, – сказал Академик. Впрочем, Козырь объяснений от него не потребовал. За неисполнение общего решения московских воров Туз все равно бы понес наказание. Конечно, не такое строгое, как лишение его, бедолаги, жизни. Козырь даже призадумался, а не имеет ли Академик отношения ко всему случившемуся с Тузом. Но о своих мыслях решил не распространяться. Сказать это – значит вынести необоснованное обвинение. А за это и самому можно пострадать. Ведь законные словами не бросаются.

В этот же вечер Станислав Валерьевич Адамов, с погонялом Академик, выезжая на Ярославское шоссе, к немалому своему удивлению на перекрестке был остановлен работником ДПС.

Капитан с хмурым и, как показалось Академику, усталым лицом махнул жезлом, приказывая белому «Мерседесу», в котором ехал вор, прижаться к обочине и немедленно остановиться.

Кроме водителя и самого Академика, в машине находились двое здоровяков охранников, отреагировавших на требование гаишника бурным замечанием. Оба, как псы, выслуживались перед хозяином.

– Оборзел гаишник! – сказал один охранник.

– Может, ему по кумполу настучать? – предложил другой.

Особым воспитанием, а уж тем более вежливостью, охранники не отличались, но ребята они были преданные. В этом Академику сомневаться не приходилось. Но их бескультурье каждый раз раздражало его. Не оставило равнодушным и на этот раз. Сам Академик с тех пор, как стал законным, приучил себя к хорошим манерам. Того требовало положение. Да и возраст. И в своем окружении хотел видеть то же. Поэтому сейчас, в довольно мягкой форме, он поучительно сказал:

– Не стоит так выражаться, друзья мои, – прозвучало даже очень ласково, хотя большого расположения вор к охранникам не испытывал. Для него они были всего лишь инструментом, который в случае поломки или потери легко заменить другим. Более пригодным.

– К тому же этот несчастный инспектор остановил нас не по своей прихоти. Он выполняет работу, и долг его – смотреть за порядком на дороге. Значит, мы нарушили правило дорожного движения. – Сам вор слабо разбирался в правилах и водительских прав не имел, всегда пользуясь услугами водителя. Водитель по поводу обвинения в нарушении им правила, о котором только что сказал Академик, стойко молчал, хотя и прекрасно знал, ничего они на этот раз не нарушили.

Вскоре все разъяснилось само собой. С двух сторон к «мерсу» подбежали четверо лихих молодцов, наглухо заблокировав охрану Академика. Тем ничего другого не оставалось, как растерянно уставиться в лицо своему хозяину. Какая команда последует от него.

Водитель «Мерседеса» попытался оказать сопротивление, но тут же получил удар в лицо короткоствольным автоматом. И сразу успокоился.

Академик сидел на заднем сиденье с невозмутимым видом, пытаясь проиграть в голове все случившееся. На убийство это не похоже. Если б этим лихим молодцам надо было его убить, они бы не стали подбегать и открывать двери «Мерседеса», а изрешетили его, как поступили с машиной Мономаха и с ним самим.