Изменить размер шрифта - +
Предпочтение отдавалось тем, кто сидел чаще и дольше, по наиболее тяжелым статьям, кто много, часто и систематически нарушал Уголовный кодекс, вышедший из употребления Кодекс строителей коммунизма и хотя бы пять из десяти Божьих заповедей. В общем, все как на заседании профкома, но с точностью до наоборот.

Но главным критерием при принятии положительного решения, как и в невыездные времена, была личная приверженность претендента Папе и его помощнику.

— Не, этот не пойдет. Этот слишком борзый.

— И этот.

— И этот тоже.

— А этот?

— Этот недостоин. Он всего одну ходку имел. И то по смешной статье.

— Ну, тогда...

— А вот этого в самый раз...

— Ну и кто там остался? — наконец спросил Папа, кивая на исчерканный список.

— Зуб, Кривой, Лысый, Мочила, Пятипалый, Сева-Нож, Борзой, Сивый...

— Нет, Кривого тоже не надо. У него рожа как та кликуха. Ни один погранец не пропустит. И ни один ихний фараон. Замени Кривого.

— Ладно, Папа.

— С братвой все?

— Все.

— Тогда давай по ксивам...

— С ксивами, Папа, полный ажур. Наши — натуральные. Их один участковый мент, который в должниках ходил, через паспортный стол нарисовал. А вместо наших заграничных я гондурасские ксивы братве справил.

— Какие?!

— Гондурасские. Страна такая. По их коркам почти во все страны без виз пускают.

— Самопал?

— Почему самопал? Клевые корки. От настоящих не отличить. Я сам смотрел через увеличительное стекло. Один в один. И всякие там знаки и печати с росписями. Наши даже лучше.

— Значит, самопал...

— Ну и что, что самопал? Зато добрый самопал. Их один мой кореш всяким черномазым обезьянам впаривает, которые через Россию за кордон когти рвут. Так они на раз уходят. Влет. Погранцы только глазами хлопают.

— А почему не наши? Что, наши трудно достать?

— Наши не трудно. За пару тысяч баксов в любом УВИРе. Только в наши надо визы шлепать. Тех стран, куда ехать.

— И что?

— А то, что эти козлы, прежде чем свои печатки клепать, проверяют, не тянется ли за тем паспортом какого-нибудь криминала. Ну, в смысле, не опасно ли его хозяина к ним пускать. Ну ты же знаешь, они теперь от наших братанов рожу воротят. После того как беспредельщики там у них пару банков сломали и десяток жлобов замочили. Кабы те штампики наши ставили, тогда базара бы не было. Я бы их тебе сколько хочешь принес. А к этим сволочам не подъедешь. Они кого угодно заворачивают. И наших и не наших. И даже совсем крутых.

— А если дать?

— Им не дать. Они не берут. Говорят, у них этим делом строго. Говорят, их за это дело на раз на нары сажают. С конфискацией. Во житуха. И как они там бабки зарабатывают, если ни брать, ни давать нельзя?

— А если много дать?

— Сколько? Мне один кореш рассказывал, что слышал от своего другана, который там дворником горбатит, что их главный в посольстве бугор сотни тысяч баксов гребет с наших крутых, которые нефть и газ за кордон гонят. Ну за то, что он их с нужными людьми сводит и с гражданством может подсуетиться. Это кроме жалованья! Что же нам, за каждую ксиву миллион кидать?

— Миллион много будет.

— Вот и я так подумал. И гондурасские ксивы сделал. Ну клевые ксивы! Ни один чухан-погранец не врубится. Гадом буду!

— Нет. Гондурасские не пойдут. Наши нужны.

— На наших ксивах братаны сгорят. Как свечки.

— Значит, надо такие, на которых не сгорят! Не может быть, чтобы не было крученых деляг, которые не имели бы подходов к посольствам.

Быстрый переход