– Не лгите. Она не ходит на пляж. Или прыгает со скалы под крепостью, или забирается с книжкой в такую глухомань, что… Ну-ка, рассказывайте быстро!

    О, вот это я не учёл, подумал сердито Гурьев. Да что это такое со мной сегодня?! Лопухнулся, как последний салажонок. Протух, можно сказать. Ладно.

    – Ничего страшного, повторяю, не случилось. Мы действительно случайно познакомились. Я тоже решил прыгнуть со скалы.

    И прыгнул, подумал он. Действительно, прыжок со скалы. Смешно. Обхохочешься.

    – Вы хорошо плаваете?

    – Не жалуюсь.

    – Надеюсь, она была в купальном костюме, – проворчала Завадская, косясь на Гурьева всё ещё с явным подозрением.

    – Да, – он позволил себе улыбнуться. – Всё было предельно целомудренно. Даже скучно.

    – Слушайте, вы!

    – Я пытаюсь вас слушать, Анна Ивановна, – Гурьев наклонил набок голову. – Но вы же не рассказываете, мне приходиться разогревать вас репризами.

    Завадская, помолчав несколько секунд, вздохнула:

    – Очень, очень талантливая девочка. Просто невероятно одарённая. Вся, как обнажённый нерв. И, как все талантливые люди, чудовищно своенравная и неровная. Без матери, отец вечно болтается в море, женщины приходят и уходят. Она вам что-нибудь рассказывала о нём?

    – Не так чтобы уж очень много. Но звание и должность мне уже известны. Он что, не женат?

    – Ну, дождётесь от Чердынцева женитьбы! Анна, его жена, Дашина мать, умерла от родильной горячки. Он остался с недельной девочкой на руках. Один. Другой бы… Ну, вы же понимаете, Яков Кириллыч!

    – Понимаю. Хотя вряд ли до конца. Сколько лет ему было?

    – Двадцать четыре.

    – О.

    – Да, голубчик. Вот такой человек.

    – Вы его хорошо знаете?

    – Я всех в этом городе знаю, – вздохнула Завадская.

    – Он уже адмиралом должен быть.

    – Чердынцев?! Адмиралом?! Ни за что. Умрёт капитаном эсминца. Если не спишут на берег.

    – Пьёт? – нахмурился Гурьев.

    – Ну, не больше прочих. Не в этом дело. Начальство – ни в грош не ставит.

    – Но матросы у него – как у Христа за пазухой, – улыбнулся Гурьев.

    – Вам, конечно, хорошо знаком подобный тип.

    – Я сам такой.

    – Я обратила внимание.

    – А про Анну? Что-нибудь, поподробнее?

    – Не могу, к сожалению, – Завадская вздохнула и бросила рассеянный взгляд на кошку, по-прежнему с царственным видом восседавшую на подоконнике. – Об Анне я действительно ничего не знаю. Михаил появился здесь с нею вместе в двадцать втором, и кто она, и откуда – я не знаю. Я думаю, как это ни ужасно, что… Вы понимаете?

    – Понимаю, – подтвердил Гурьев, чувствуя, как стекленеет его улыбка. И что он, чёрт подери, ничего не может с этим поделать.

    Спокойно, спокойно, сказал он себе. Спокойно. Ещё ничего не ясно. Мало ли бывает совпадений? Случайностей? Просто похожих людей, наконец? Бутафорим дальше.