— Чужой бабке — и на тебе! Нет, девушка! У тебя самой один.
— Но это подарок! И вам к лицу. Поглядитесь! — Настя Никитична взяла упирающуюся бабушку за руки, потянула к зеркалу.
— Годков бы сорок долой! — тряхнула бабушка вспрыгнувшей на лоб кудряшкой. — Ну ладно. Подарки любят отдарки.
— Что вы! Что вы! — Тут Настя Никитична спохватилась: — Простите, но мне имени вашего вчера не сказали.
— Зови баба Дуня.
— Баба Дуня, вы уж меня не обижайте.
— Кто ж тебя обидеть решится? Такую девушку обидеть — вовсе без сердца надо быть. Пошли-ка, душа хороша, за яблочком нашим.
Вышли в огород. Возле баньки, которую с первого раза Настя Никитична и не приметила, росла робкая, так и не ставшая деревом яблоня, а возле нее еще два куста, и оба терновые.
— Поздно вчера ты прибыла да усталая. Может, сейчас с дороги попаришься?
— А хорошо ли с утра? — обрадовалась Настя Никитична: вместе с усталостью, глядишь, и весь бред отскочит.
— Отчего же нехорошо? Чайку попьешь и гуляй. Вечером-то не до бани будет. Гости обещали пожаловать.
Бабушка Малинкина отворила дверь в баню, в печи лежали березовые дрова, баня не топлена.
— Дело недолгое — печь истопить! — Бабушка набрала с яблони горсть скрюченных, пожухлых листьев. — Огневка завелась на моей ненаглядушке. Сейчас мы два хороша и устроим: печку истопим и яблоньку от заразы спасем! Ну-ка, огневка, гори огнем жарким!
Баба Дуня кинула листья в печь, дрова вспыхнули, загудело пламя.
«Может, с головой-то у меня все в порядке», — мелькнула у Насти Никитичны мысль.
— Нагни мне вон ту ветку! — попросила баба Дуня.
Настя Никитична нагнула ветку, бабушка сорвала маленькое, светящееся изнутри яблоко, подала девушке.
— Кушай!
Яблоко было спелое, сладкое.
— Райское?
— Нет, нет! Что ты! — замахала баба Дуня обеими руками. — Это нашего сорта! Это еще моя прабабушка на чистой белене прививала.
— Очень вкусно! Спасибо!
— Поди в корытце поглядись! У меня тут для соек поставлено.
— К вам сойки летают?
— Да почти каждый вечер.
— Как хорошо! Я очень довольна, что уехала из города.
Корытце было деревянное, долбленое, а дна не видать.
Настя Никитична погляделась и увидала себя как в зеркале. Брови вразлет, глаза как спелая вишня, волосы — кудель золотая, а на щеках спелые яблоки.
Вдруг в воздухе раздались веселые детские голоса. Настя Никитична вскинулась — детишки с лукошками, болтая ногами, пролетели над огородом.
— В лес помчались, по грибы. Мухоморы пошли, да что-то больно рано. На целый месяц, почитай, раньше времени выскочили, — объяснила баба Дуня.
— Пойду искупаюсь, — сказала Настя Никитична упавшим голосом.
— Ступай, вода уже готова. А жарко будет — доску в подполье открой.
Дрова успели прогореть, круглые камни, лежащие в печи, накалились.
В баньке чисто, лавки скребаные. Шайка, мочалка, веник, по углам пучки трав духмяных. Ушат с водой. Потрогала — ледяная. Рядом ведро с малым ковшиком. Квас.
— Кваску на камни брось! — крикнула за стеной бабушка Малинкина. — Квас с анисом, шибко приятно будет.
Настя Никитична вышла из бани в предбанник. Здесь уже полотенце мохнатое положено.
— Спасибо, баба Дуня!
Бабушка не откликнулась. Ушла, видно. |