– Не верится мне, чтобы Хун использовала в качестве оружия анонимные обвинения. Это не в ее принципах.
– Знаю. Потому и спрашиваю: о чем вы с ней разговаривали?
Ма Ли не ответила. А Я Жу вкрадчиво продолжал, не давая ей времени на размышления:
– Может быть, она написала письмо и отдала его тебе в то утро? Я прав? Письмо? Или какой‑то документ? Мне необходимо знать, что она тебе говорила или передала.
– Хун словно предчувствовала, что умрет. Я думала об этом, не понимая, насколько сильная тревога снедала ее. Она только попросила меня проследить, чтобы после смерти ее кремировали. Ей хотелось, чтобы прах был развеян над озерцом в парке Лунтаньху Гунъюань. Еще она просила позаботиться о ее личных вещах, о книгах, раздать одежду, освободить дом.
– И всё?
– Да.
– Она сказала об этом устно или написала?
– Написала в письме. Я выучила текст наизусть, а письмо сожгла.
– Значит, оно было короткое?
– Да.
– Но почему ты его сожгла? Ведь это было вроде как завещание.
– Хун сказала, что в моих словах никто не усомнится.
Я Жу внимательно всматривался в лицо Ма Ли, обдумывая услышанное.
– И другого письма она не оставила?
– Какого другого?
– О том и спрашиваю. Может, было еще одно письмо, которое ты не сожгла? А передала кому‑то?
– Я получила от Хун одно письмо. Которое сожгла. Это всё.
– Нехорошо, если ты сейчас говоришь неправду.
– С какой стати мне лгать?
Я Жу развел руками:
– Зачем люди лгут? Зачем им дана такая способность? Чтобы в определенные минуты получить преимущество. Ложь и правда – оружие, которым умелый пользуется так же ловко, как воин мечом. – Он по‑прежнему сверлил Ма Ли взглядом, но она глаз не отводила. – Это всё? Больше ничего не хочешь мне сказать?
– Нет. Ничего.
– Ты, конечно, понимаешь, что рано или поздно я выясню все, что мне нужно.
– Да.
Я Жу задумчиво кивнул:
– Ты добрый человек, Ма Ли. Я тоже. Но могу здорово рассердиться, если со мной ведут нечестную игру.
– Я ничего не утаила.
– Вот и хорошо. У тебя двое внуков, Ма Ли. Ты любишь их больше всего на свете.
Он заметил, как она вздрогнула.
– Ты мне угрожаешь?
– Никоим образом. Просто даю тебе возможность сказать всю правду.
– Я все тебе сказала. Хун говорила о своих опасениях насчет развития в Китае. Но ни угроз, ни сплетен я не слыхала.
– Что ж, я верю тебе.
– Ты пугаешь меня, Я Жу. Разве я этого заслуживаю?
– Я тебя не пугал. Тебя напугала Хун своим таинственным письмом. Поговори об этом с ее духом. Попроси избавить от тревоги, которую испытываешь.
Я Жу встал. Ма Ли проводила его к выходу. Он пожал ей руку и сел в машину. Ма Ли вернулась к себе, и ее вырвало в полоскательницу.
Потом она села за стол и слово за словом выучила на память письмо Хун, которое прятала в одном из ящиков.
Она умерла в гневе, думала Ма Ли. Что бы с нею ни случилось. Пока что никто не мог мне вразумительно рассказать об этой автомобильной аварии.
Вечером, перед уходом домой, она порвала письмо на мелкие клочки и спустила в унитаз. Ей по‑прежнему было страшно, и она знала, что отныне будет жить под угрозой Я Жу. Теперь он всегда будет поблизости.
Я Жу провел этот вечер в одном из своих ночных клубов в увеселительном пекинском квартале Саньлитунь. Удалился в заднюю комнату и, лежа на кушетке, велел Ли У, одной из девушек ночного клуба, массировать ему затылок. Ли была его ровесницей, а когда‑то любовницей. |