– Служанка нескольких господ?

– Я думала об этом. И не могу ответить. Но ты, наверно, права.

Они вышли к пристани, где множество причальных мест еще пустовало. В старой дощатой лодке сидела старуха, вычерпывала воду. Она весело кивнула, что‑то сказала на диалекте, который и Карин понимала лишь отчасти.

Потом они пили кофе в гостиной у Карин. Карин рассказывала о своей работе, она сейчас переводила китайских поэтов за период с провозглашения независимости в 1949 году по настоящее время.

– Нельзя же посвятить всю жизнь исчезнувшим империям. Стихи вносят разнообразие.

Биргитта едва не рассказала о своем тайном увлечении текстами для шлягеров, но удержалась.

– Многие поэты – люди мужественные, – сказала Карин. – Мао и другие в политическом руководстве редко терпели критику. Однако с поэтами Мао был терпеливее. Вероятно, потому что сам писал стихи. Но по‑моему, он знал, что артистические натуры способны раскрыть важные перспективы великих политических событий. Когда другие в партийном руководстве настаивали на силовых мерах против тех, кто писал ошибочные слова и рисовал опасными мазками, Мао почти всегда им возражал. До самого конца. Происшедшее с художественной интеллигенцией в годы культурной революции, разумеется, его вина, но не намерение. Хотя эта революция и называлась культурной, на самом деле она конечно же была политической. Когда Мао понял, что бунтующая молодежь зашла слишком далеко, он ударил по тормозам. И хотя вслух он, понятно, этого сказать не мог, мне кажется, он сожалел, что столько всего было разрушено. Но разумеется, лучше любого другого знал, что, делая омлет, надо разбивать яйца. Так ведь, по‑моему, говорили?

– Или что революция не чайная церемония.

Обе рассмеялись.

– А что ты думаешь о нынешнем Китае? – спросила Биргитта. – Что там происходит сейчас?

– Я уверена, идет неслыханное единоборство сил. В партии и вообще в стране. Одновременно компартия стремится показать окружающему миру – таким, как мы с тобой, – что можно сочетать экономическое развитие с недемократическим государством. Хотя все либеральные философы на Западе это отрицают, диктатура партии совместима с экономическим развитием. Разумеется, это вызывает у нас тревогу. Именно поэтому так много говорят и пишут о китайских расстрелах. Отсутствие свободы, гласности, этих столь оберегаемых на Западе прав человека, – вот что в Китае мы осуждаем. Только, по‑моему, это лицемерие, поскольку и в нашем мире полно стран, где права человека нарушаются ежедневно, – особенно в США и России. Кроме того, китайцы знают, что мы хотим делать с ними дела любой ценой. Они раскусили нас в девятнадцатом веке, когда мы решили превратить их всех в курильщиков опиума и таким образом присвоить себе право совершать сделки на наших условиях. Китайцы извлекли урок, но не намерены повторять наши ошибки. Вот так я думаю, хотя знаю, что мои выводы наверняка далеко не полны. Происходящее намного превышает масштабом то, что я вижу. С нашими мерками к Китаю подходить нельзя. Однако при всем при том мы должны с уважением прислушиваться к происходящему. Только полный идиот способен сейчас думать, что события в Китае не отразятся на нашем собственном будущем. Будь у меня маленькие дети, я бы наняла няню‑китаянку, чтобы они выучили язык.

– То же самое говорит мой сын.

– Дальновидный человек.

– Для меня поездка была потрясающая. Такая бесконечно огромная страна, меня все время преследовало ощущение, что я в любую минуту могу исчезнуть. И никто не спросит про вот этого индивида, когда кругом так много других. Жаль, не было времени как следует поговорить с Хун.

Вечером они поужинали и снова погрузились в воспоминания. Биргитта все сильнее чувствовала, что ни в коем случае не желает снова потерять связь с Карин.