Больше Поплева ничего не сказал, и вдруг, почти тотчас громыхнуло:

– Спасибо, товарищ! – Миха Лунь, верно, не сразу вернул себе способность приноравливать силу голоса к размерам помещения и нуждам собеседника и потому должен был поправиться, повторить тише: – Спасибо!

Толчком изнутри дверца распахнулась, согнувшись под круто вырезанной притолокой, грязный от сажи волшебник вышел на палубу и одарил мир, сияя белками глаз, самой щедрой своей улыбкой. Мгновение спустя, отказавшись от намерения обнять и расцеловать увернувшуюся девушку, он раскинул руки и повернулся к подателю жизни солнцу, чтобы принять в объятия цветущую благодать. Кажется, на лице его все еще оставался вчерашний, явившийся в миг исчезновения страх. И тем естественнее звучали самые возвышенные, проникновенные слова:

– Друзья мои! Товарищи и соратники! Отныне и навсегда один из выдающихся волшебников современности Миха Лунь, обладатель и повелитель великого Асакона, ваш неоплатный должник. Приказывайте. Располагайте. Распоряжайтесь. Прошу вас, распоряжайтесь мною, как вещью. Более сильного желания у меня нет, хотя, по правде говоря, ужасно хочется пить.

Когда Миха выпил полный ковш воды, дождался второго и затем уже, бурно вздыхая, утер рот, в глазах его заблестели слезы.

– Жизнь! Солнце! Друзья! – повторил он с таким искренним волнением, что Золотинка чего-то устыдилась. – Друзья! Я действительно никогда этого не забуду!… Какое сегодня число? Какая власть? Кто в городе? Что слышно из столицы?

В немногих словах Поплева пересказал все, что было необходимо Михе, чтобы сообразить обстоятельства. Возвращенный из небытия, волшебник, понятно, не имел ни малейшего представления о том, сколько прошло времени: час, сутки, или десять лет. Он мог судить о времени только по косвенным признакам, по тому, например, что Золотинка вместе с переменой места не постарела мгновенно лет на сорок.

– Кто эта женщина? – спросил Поплева, когда описал столкновение между вороной и орлом.

– Рукосилов оборотень, – сразу нахмурился Миха. – Или наоборот, Милицын. Кто еще может Рукосилу противостоять? Теперь никто. Но все это очень скверно. Очень.

– Так ли уж велика опасность? – сунув руки в карманы, Тучка покачивался, слегка отрывая пятки от палубы.

– Велика! – резко ответил Миха Лунь и снова принялся пить. – Друзья мои, – продолжал он, отдышавшись после того, как вернул ковш. – Я нуждаюсь в вашей помощи. Если вы мне поможете – я спасен. Если нет – погиб. В любом случае признательность моя не станет меньше. – Указательным пальцем левой руки он провел по Асакону и эта сдержанная нежность случайным лучом высветила для Золотинки главную и, несомненно, глубокую привязанность волшебника. Он любил Асакон. То была привязанность, окрашенная всем разнообразием человеческих переживаний. Единственная страсть Михи. Только теперь можно было в какой-то мере осознать, что значило для волшебника отдать камень в чужие руки.

– Бежать, бежать… Вы поминали при лазутчице Асакон? – обеспокоился вдруг Миха.

– Ни в коем случае! – кратко заверил Поплева. – Но дело в том, что… я разглядывал морское дно, ну и все такое… Вообще мироздание. Но это было в открытом море. Без соглядатаев.

Миха Лунь глянул, прищурившись:

– Морское дно? С помощью Асакона? В самом деле? – В лице его явилось нечто особенное. – Товарищ, я снимаю перед вами шляпу. – Никакой шляпы на измазанной сажей лысине, конечно, не было, но сила выражения от этого нисколько не пострадала. – Вы, товарищ Поплева, один из величайших волшебников… чародеев и кудесников современности.