— Я не простой диджей, — обиженно возразил я. — Я — очень-очень популярный диджей.
— Если это представляется тебе сейчас важным, я очень за тебя рад, — без тени улыбки сказал Володя. — Мне же лично представляется важным
пообщаться с Тополем. А ты будь на проводе. Тебя же надо туда еще и оттранспортировать… А пока собирай зверь-команду. На звероферме она тебе как раз
понадобится.
Он коротко хохотнул, сочтя, видимо, свою шутку удачной. И ушел, оставив мне планшет с картой.
А у меня тут же заскребли на душе кошки. Тупыми деревянными когтями.
Жизнь вокруг устроена не нами, а гораздо более высшим разумом. Очевидно, у этого разума всегда имеются свои, высшие соображения относительно
каждого из нас. И поэтому судьба порой улыбается нам, но чаще поворачивается задним бюстом.
В этот раз, после всех обломов с картой и упертыми перекупщиками, она явно решила дать мне еще один шанс.
Мессага, свалившаяся через час на ПДА, когда я, чертыхаясь и пыхтя, наводил в своей берлоге видимость порядка, была столь же содержательной,
сколь и краткой:
«ВСЕ КАРДИНАЛЬНО ИЗМЕНИЛОСЬ.
Я В СЕДЛЕ. ЕСЛИ СОГЛАСЕН, ПЕРЕЗВОНИ.
ГОРДЕЕВ».
Ниже значился номер сотового телефона.
Я быстро пробежал глазами текст, затем — еще раз, с чувством, толком и расстановкой. И даже присвистнул.
Чего это ради Гордей сменил гнев на милость?
После нашего драматического прощания и тем паче — последней весточки от него с недвусмысленным посылом «лесом, и все прямо, и прямо, и прямо» я
никак не ожидал, что он первым сделает шаг к примирению. И не просто шаг, а сам предложит свои услуги в деле, в которое не верит никто, кроме меня
и, быть может, Комбата — да и тот, по-моему, больше из вежливости, я же не слепой.
Быть может, он тоже уверовал в клад Стервятника и надеется отыскать там Золотой Шар? Или какой-нибудь другой жутко дорогой и дефицитный
артефакт? Похо же, Гордей уже предвкушает, как станет рыться в этом кладе и выуживать оттуда всякие научные вкусности. В Моем Кладе!
Я даже расхохотался. Но тут же прикусил язык — и в прямом, и в переносном смысле. Надо же: еще минуту назад я мечтал о более-менее приличном
напарнике себе в смертельно опасном предприятии. И вот уже торгуюсь, цепляюсь за шкуру неубитого медведя, так что весь аж затрясся от жадности. Эх
ты, Трубач.
Я отыскал на полке мобильник и торопливо, чтобы не передумать, стал набирать двенадцатизначный номер. За это время я дважды набрал не ту цифру,
помянул всуе родословную своего мобильного оператора и замер, не набрав последней цифры.
Стоп-стоп, он что, вконец сбрендил? Всерьез считает, что по мобилке можно дозвониться к нему на «Янтарь» через все помехи, радиоактивные облака
и глухой свод «каменного неба»? Да он рехнулся, это уж точно.
Я нажал на вызов, ни на что не надеясь. И к моему великому изумлению соединение произошло, и в трубке я услышал спокойный, вдумчивый голос
Гордея:
— Слушаю.
— Ага. Нет, это теперь я тебя слушаю.
Родись я на свет женщиной, к ночи будь помянуты, из меня отлично бы вышла язвительная стерва, любящая отвечать вопросом на вопрос. |