— Не тяни, Степан!

Тот смахнул с пола солому, дернул за огрызок какой-то веревки. Слева от князя поднялась крышка. Под ней скрывалась яма, отделанная камнем, с несколькими деревянными стойками, глубиной в аршин с лишним, столько же по ширине и длине.

— Хорошо! — оценил князь и достал из-под кафтана довольно большой, тяжелый сверток, передал его слуге и приказал: — Прячь это, Степан.

Коланов лег у ямы, опустил туда руку, аккуратно уложил сверток, сверху накрыл его старым, рваным тулупом, встал, захлопнул крышку, притрусил ее соломой.

— Запоров нет? — спросил князь.

— Есть, Александр Михайлович. Под кладкой обломок копья. Упирается в выступ. Со стороны посмотреть — обычное древко. Никому не нужное, потому как сломано у наконечника. А если сдвинуть его наперед до конца, то крышка замкнется снизу.

— А как открыть?

— Надо дернуть за веревку, как я и сделал. Но кому тут тайник искать?

— Потому я и велел сделать его у тебя.

— Извиняй, князь, в холстине что-то ценное?

— Бесценное, Степан.

— Каждая вещь имеет цену, князь.

— А вот скажи, какова цена жизни?

— Чего?

— Жизни!

— Ну, это другое дело.

— Так вот считай, что у тебя в клети сама жизнь и запрятана.

— Мудрено говоришь, Александр Михайлович.

— Как есть. Но все, мне пора возвращаться.

— Проводить?

— Нет, дойду сам. Одному проще.

— Лишь бы тебя нукеры Чолхана не приметили. Эти черти глазастые.

— Ничего, сумел выйти тайно, смогу и вернуться.

— Удачи тебе, князь. Береги тебя Господь!

— С утра быть во дворце!

— Само собой.

— О тайнике никому, Степа! Да, в нем сама жизнь, но она может обернуться лютой смертью.

— Помню.

— Глянь во двор.

Тверской князь убедился в том, что никого во дворе не было, вышел на улицу и направился к кремлю. Около двух часов пополуночи он уже спал.

Утром пятнадцатого августа князь со всем православным людом собирался на молитву в каменный Спасо-Преображенский собор. Сегодня отмечался день Успения Богородицы.

В это время в гостевую палату, где в княжеском кресле восседал ордынский посол, явились мурза Кульбеди и десятник нукеров Абдуллах.

Кульбеди приветствовал начальника и сказал:

— Чолхан, я прошу разрешения выехать на посад.

— Зачем? — спросил ордынский посол.

— Размяться, посмотреть, как сбор ясака идет.

Чолхан усмехнулся.

— Кого ты хочешь провести, Кульбеди? Баб собираешься посмотреть, взять какую-нибудь в наложницы.

— А хоть и так. Не имею права?

— Имеешь. Может, так и надо поступить, дабы поторопить князя со сбором дани. Ты говорил с ним насчет ее размера?

— Говорил. Дань прежняя. Еще подношения Узбеку, тебе и мне.

— Какие же?

— Три гривы царю Узбеку, две тебе, одну мне. Золотом.

— И князь согласился?

— А он мог отказаться? Князь созвал сход, на нем решили начать сбор дани.

— Хорошо. Ладно, езжай, но особо не лютуй.

— Для тебя наложницу найти?

— Если только пышную молодку. Ты знаешь, каких баб я люблю.

— Знаю.

— У мужей жен не отымать, как и девиц у родителей.

— Искать сирот да вдовиц?

— Лучше так. Хотя ладно. Делай все, что хочешь.