— Да, глуховатое местечко, — согласился Сергей, наливая в Маришкину рюмку знаменитой липовки, но не забывая и остальных. — Неужто вы, Мариша, тут всегда живете? Работаете, наверное, в Арени? Но ведь это довольно далеко, на чем же вы добираетесь?

— Да нет, я вообще-то из Нижнего, просто приехала бабулю навестить, на огороде помочь, — ласково улыбнулась ему Маришка. — Тут не больно-то в Арень наездишься, автобусы не ходят уж бог знает сколько времени. Который год уговариваю бабулю хоть на зиму в город перебраться, да разве ее сдвинешь с места? Они зимой тут знаете как живут? Дороги все заметены, Осьмаки полностью отрезаны от мира. Когда завьюжит, поутру первым делом прокапывают от дверей дорожки к калиткам. Чтобы дать знать остальным: жива, мол, я, жива пока еще. Сотовые телефоны тут не работают, сети нет. Жуть истинная!

— Подумаешь, нашла жуть! — отмахнулась бабка Ксеня. — Зато в своем дому, а не в приживалках. И не больно-то мы скучаем. Соберемся с девушками-бабушками, напоемся и напьемся, а потом дед Никишка нас по избам провожает. Сперва он нас, потом мы его. Ночи после буранов светлые, лунные, все аж звенит вокруг. Красотища!

— Так я не понял: этот старик один живет? — уточнил Павел.

— Теперь один. Раньше — это еще до войны, мамонька моя рассказывала, прибрел он сюда и к бобылке Серафиме подселился. Она тоже была староверка, вот они и сошлись. Потом Серафима померла, а дед Никифор Иваныч в ее избе так и прижился. Старый он, слабый совсем. Иной раз как обомрет — вроде совсем преставился. А потом глядишь — отойдет, и опять не хуже молодого.

Ужин продолжался, но наконец все почувствовали, что рты больше не открываются, а глаза слипаются. Настала пора расходиться по избам, куда определились на ночлег.

— Да куда вы пойдете в такую позднотищу? — сладко потянулась Маришка, и сарафан туго натянулся на ее спелой груди. — Ложитесь вон вповалку на сеновале. Там хорошо, дух сладкий от сена идет, живой. Сны хорошие снятся…

— Ой, нет, идите, сыночки, — засмеялась баба Ксеня. — Не то меня Вера с Ольгуней поедом съедят. В кои-то веки на постой к ним кто-то встал, да и те сначала ужинать на сторону пошли, теперь еще и ночевать не придут. Им, бабулькам, тоже небось скучно, хочется живого голоса. А ты, Петенька, у меня останешься по старой памяти.

— Баб, ты что, забыла: у нас же Ира ночует, — недобрым голосом сказала Маришка. — Места больше нет. А Петра дед Никифор к себе звал.

— Да он уже небось десятый сон видит, тот дед Никифор, — отмахнулась хозяйка. — А Петенька на сеновал пойдет, правда, голубочек? Ну, гости дорогие…

Все начали дружно подниматься из-за стола.

— Завтра увидимся? — тихо спросил Павел, наклоняясь к Ирине.

— Конечно, — смущенно кивнула она. — Здесь мудрено не увидеться. Тем более мне тоже нужно к этому деду Никифору. Если кто и поможет найти старые книги, так это только он. Вы представляете? Этот дурацкий Виталя сказал, что в подвале скита была целая гора старых книг и они все пожгли. Вот варварство, да?

— Вандализм! — возмутился Павел.

— Что вы говорите? — Это Сергей услышал их разговор. — Сожгли старые книги?! Невозможно, невозможно поверить… Но, может быть, хоть что-то осталось? Хоть что-нибудь! Как бы попасть в этот скит, поискать?

— Ради бога! — обеими руками схватилась за него Маришка. — Не вздумайте! Еще неизвестно, чего нам сегодня ночью от этого Витали ожидать, а вы опять голову волку в зубы сунуть хотите.