Изменить размер шрифта - +

— Да уж, с вашим личным оружием супротив Витали делать нечего, — подал ехидную реплику Петр. — Я все хотел спросить: вы же вроде не курите, зачем с собой такую зажигалочку интересную таскаете?

— Таких дураков пугать, как ты и Виталя, — огрызнулась Марина. — Пойдемте, Сережа, я вас до калитки провожу.

И, подхватив молодого человека под руку, вывела его на крыльцо.

— Я готов помочь со стола убрать, — робко предложил Павел. — Я очень люблю мыть посуду. А потом мы с вами, Ира, может, немножко прогу…

— Посуда — дело бабье, — буркнул Петр, протягивая ему руку на прощание и очень ловко вытесняя из горницы. — И не до прогулок, поздно уже, спать пора.

— Ира! — крикнул Павел, высовываясь из-за его крутого плеча. — Ваши вещи, они пропали, конечно, у этих мерзавцев, так мы можем завтра съездить в Арень, купить вам чего-нибудь. Денег у меня достаточно, вы не беспокойтесь. И мне все равно надо ехать за продуктами для моей хозяйки, я вас заодно прихвачу. Хорошо?

Последние слова долетали уже из-за дверей.

— А чего ему Маришкино платье не нравится? — удивилась баба Ксеня, беря Ирину за руки и поворачивая так и этак. — Красивенькое, веселенькое, оборочки вон какие… разве что великовато малость, ну так подумаешь!

«Платьице» было «великовато» как минимум на четыре размера.

Против окна громко, вызывающе расхохоталась Маришка, и Ирина разглядела ее статную фигуру. Рядом маячил высокий мужчина — Сергей. Он заботливо вел ее по колдобинам улицы, поддерживая под локоток, а Маришка жалась к нему, словно в стужу к печке.

— Ох, дорезвится молодка! — пробормотала баба Ксеня, начиная собирать со стола ложки.

Ирина с тоской поглядела на стол, заставленный грязной посудой.

Кошмар! Сейчас придется мыть все это. А горячей воды нет. Про «Фэйри» здесь небось и не слыхали, придется по старинке, с хозяйственным мылом. От Маришки помощи не дождешься, она, видимо, отправилась провожать этого долговязого Сергея не только до калитки, а до самой избы бабы Веры. Потом, конечно, он проводит ее… А что ж, в такую ночь только и провожаться до рассвета. Луна таинственно заглядывает в окно, так и манит. Может, и Ирине следовало выйти проводить Павла — тем более что он именно этого и хотел.

Ирина вспомнила его глаза — светлые, широко расставленные, нос — будто ястребиный клюв, губы — твердые, четкие, которые не смягчались даже улыбкой. Красивый парень. Петр тоже очень симпатичный, с этим его не то диковатым, не то добрым взглядом. Он единственный ничего о себе не рассказал за столом. Кем он работает, интересно? Обветренные щеки, загорелое лицо — наверное, много времени проводит на свежем воздухе.

Впрочем, Сергея с Павлом тоже «белыми воротничками» по виду не назовешь. Они между собой чем-то похожи, общим типом, что ли, хотя у Сергея более худощавое лицо и резкие черты. Недобрый излом бровей, пристальный прищур серых глаз. Странно — откуда это ощущение, будто она его видела раньше? Ну, наверное, и впрямь видела — в библиотеке: все-таки он фольклорист, не мог там не бывать. Правда, она раньше и представить не могла, что бывают такие фольклористы. Они все какие-то тухлые, заморенные, а этот вон как махал руками и ногами в драке…

— Поставь, поставь! — воскликнул кто-то над ухом, и задумавшаяся Ирина от неожиданности чуть не брякнула на пол сковороду с остатками картошки.

— Никак посуду мыть собралась? — возмущенно спросила баба Ксеня. — Да ты и так еле на ногах держишься. Иди, иди спать! Зайди в задец по нужному делу, да и поднимайся в светелку в Маришкину.

Быстрый переход