— Нетушки, — куда более категорично отказался я. — Из меня плохой начальник.

Я бы скорее подмахнул собственной кровью дьявольский цирограф, нежели согласился взаимодействовать с органами.

— Но почему?

— Я не лидер, и командирских задатков у меня нет.

— Ну що ж вы так упираетесь, — мягко пожурил меня Остап Прохорович, сбившись на малоросский акцент. — Если бы знали вы, Илья Игоревич, какие замечательные перспективы открываются у вас на этой работе.

— Какие?

— Замечательные, — распространяться о подробностях новой работы, не добившись моего согласия, Стаценко не собирался. — Как в отношении денег, так и общественного положения.

С точки зрения банальной эрудиции даже для оперативной работы госбезопасности условия были слишком шикарные. Но если не госструктура, то что?

— Вы подумайте, Илья Игоревич, не спешите с ответом, — наконец отпустил меня с миром Остап Прохорович. И попросил напоследок: — Только о нашем разговоре пока никому, ладно? Поразмыслите над этим как следует. На самом деле вы достойны большего, чем вам кажется.

Вот и пойми, что на уме у этих «новых русских»!

5

Домой меня доставила все та же серебристая «ауди-100» с мигалкой.

Маринка скучала перед телевизором.

— Поразвлекался? — В ее голосе сквозила плохо скрываемая зависть.

— В некотором роде, — бледно улыбнулся я. Марина давила на «лентяйку», бесцельно переключая программы. Смотреть было нечего.

— Как живет папик?

— Хорошо живет, нам бы так.

— Что было на обед?

— Рыба.

— Да ну, — пренебрежительно фыркнула Маринка. В ее представлении рыбный стол ассоциировался с отварным минтаем и копченой скумбрией, постной и жесткой. — Он что, круто верующий?

— Верующий? — я был слегка озадачен, потом сообразил, что сегодня постный день. — Может быть.

Другой вопрос, что я затруднялся определить принадлежность Стаценко к какой-либо из распространенных конфессий. Из головы не шло, с какой гордостью Остап Прохорович демонстрировал коллекцию «Ostara». Словно пароль сообщал. Да и заточка у него не фээсбэшная, сексота я уж сумел бы распознать.

В противоречивой личности Остапа Прохоровича было много странного. Даже закрадывалось подозрение относительно его ариохристианского вероисповедания. Он ведь приспособленец по натуре. Такому без разницы, в какой номенклатуре состоять: что в СС, что в КПСС.

— К тебе сосед заходил, — сообщила Марина.

— Какой сосед? — занятый своими мыслями, я не сразу врубился.

— Боря. Я сказала, что у тебя интимная встреча.

— Приватная, ду… э-э, дорогая моя!

Маринка, работавшая в период нашего раздельного проживания секретарем-референтом, умела подать информацию, искажая ее по своему усмотрению незначительной подменой интонаций.

— Ну а я как сказала? Разницы нет. Ты не волнуйся, милый, он не сильно расстроился.

— Еще что было? — пропустил я ее колкости мимо ушей.

— Мама звонила, — по исключительной невинности тона, не предвещающей ничего хорошего, я догадался, что мама была не моя. — Интересовалась, как у тебя дела. Я ей наболтала про раскопки, ты уж не обессудь, милый.

— Да чего мне сердиться, дорогая, — парировал я. — Мы с твоей мамой теперь друзья. Ей, наверное, понравилась наша последняя встреча.

— Она под впечатлением, — бесстрастно согласилась супруга, — и папа тоже. Я их, кстати, пригласила к нам.