В уме я держал три суммы, готовясь выдать наиболее приемлемую, в зависимости от развития торга. Я четко представлял, что Гоша Марков, несмотря на молодость, спец в своем деле, что он отдает себе отчет в подлинности предметов и что он о них действительно слышал. Да и клиента он наметил. Теперь оставалось зафиксировать «ножницы» — разницу между моей ценой и зарядкой для покупателя, что и станет его заработком со сделки. Самурай вкалывал вовсю, и новенький «понтиак» был наглядным доказательством его успеха.

— За такие вещи вполне нормальная, — отчеканил я. — Как ты понимаешь, здесь важна историческая ценность.

— Не смеши меня, — сказал Гоша. — Эти старые мульки не стоят и пяти.

— Если бы был полный комплект, вместе с перстнем, я бы оценил его в двести тысяч.

— Их у тебя никто не купит.

— А сколько ты предложишь? Просто так сказки, ради интереса.

— Семь тысяч.

— Семь тысяч за личные вещи Хасана ас-Сабаха?! — Я задохнулся от праведного негодования.

— А ты хотел бы десять?

— Я хотел бы восемьдесят!

— Ха-ха. Пятнадцать.

— Семьдесят.

— За семьдесят ты можешь оставить их себе.

— Тогда я их лучше отнесу в мечеть и посмотрю, сколько там предложат.

— Хорошо, двадцать.

— Какие «двадцать»? Шестьдесят!

— Они не стоят шестидесяти. Я настоящий кинжал «Фэйрбейрн-сайкс» в Германии на распродаже купил за десять евро! Подлинник Второй мировой, в родных ножнах из кожи!

— Ну и че теперь?

— Пусть этот слегка подороже будет. В комплекте с браслетом — двадцать пять тысяч.

— Разуй глаза, это же реликвии!

— Учтем золото и сомнительные камни... Ну, тридцать.

— Не юродствуй, Гоша. Это тебе не к лицу. Пусть будет пятьдесят. Пятьдесят для ровного счета. Это моя окончательная цена.

— Жаль. Я думал, ты согласишься на тридцать пять.

— Только во имя нашего давнего знакомства и партнерства — сорок пять.

— Жаль, я думал, мы сойдемся во взглядах. Можешь идти в мечеть.

— И пойду. Сорок!

— Хорошо, — с неожиданной легкостью уступил Гоша. Мы встали и подняли недопитый коньяк: — За сделку века!

Очень не люблю торговаться с друзьями. Но с Марковым без этого никак.

Несмотря на вчерашнее возлияние, я проснулся со свежей головой. Французский коньяк хорош еще тем, что после него не бывает похмелья. Погода стояла преотличная — видимо, небесная канцелярия соизволила дать жителям передышку.

Есть не хотелось. Я надумал совершить перед завтраком прогулку до обменника, которая поможет нагулять аппетит, а скорее, мне просто хотелось выбраться на солнце, ибо осадки успели надоесть.

Я вытянул из книги двести долларов, накинул куртку и, не дожидаясь лифта, быстро спустился по лестнице. На улице в самом деле было чудесно! Резвым аллюром я промчался вдоль дома и, влетая под арку, сбил плечом какую-то барышню. Послышался сдавленный крик, зазвенела жесть, и по асфальту растеклась белая лужа молока. Я остановился, мысленно обложив себя последними словами. Какого черта было лететь?! Испортил кому-то настроение, а теперь мне испортят. Какая-то рублевая мелочь, впрочем, у меня оставалась, и я мог возместить ущерб. Приготовив самые изысканные извинения, я наконец оторвал взгляд от лужи, поднял бидон и только тут заметил, что пострадавшая — молодая женщина, почти девчонка — лет двадцати, не более, и понял, что особенных проблем с объяснениями не будет.

— Великодушно прошу простить меня, — начал я загруз с достаточно провокационной фразы.