Все ребята в камуфляже – с подветренной стороны, полукругом. Стоять в пыли за бурмашиной и пялиться в завихрения пыли желающих не нашлось. Ну‑ну…

Леха тихонько отполз за гребень дюны. Сполз немного вниз, чтобы уж точно не заметили, поднялся и побежал по склону дюны – вдоль гребня. Потом по следующей. По широкой дуге обходя площадку с востока.

Когда воздух стал колючим от песка – ветер швырял его в морду, как россыпи иголок, – повернул к вышке и вышел из‑под прикрытия дюн.

Ветер гнал сюда песок. Синего факела не видно – уже в пологе пыли. Лишь расплывчатое буро‑желтое сияние впереди. Больше ни черта не видать. Тем лучше…

Щурясь от жалящего в глаза песка, Леха побежал в это бурое свечение, на всякий случай прижимаясь к земле. Песчинки били в морду, лезли в нос, в глаза, и без того горящие без воды. Леха щурился все сильнее, уже едва различая, что вокруг, – да и что тут различать? Сплошная желто‑бурая муть да вой бурмашины.

Главное, не пропустить, когда муть станет светлее – это будет как раз перед тем, как пелена песка впереди пропадет. Перед самой бурмашиной, сеющей этот песок. Тогда можно будет открыть глаза и рвануть… И пить, пить, пить… Солоноватую дрянь, но все же – утоляющую жажду… Господи, быстрее бы!

Только до рабочих еще идти и идти. Где‑то впереди в этой мути еще вся площадка. Все эти баки для нефти, перегонный аппарат, бочки с бензином, насосы с моторами и маховиками, опоры наблюдательной вышки… Как же хочется пить!

Может, побыстрее бежать? Ведь далеко же еще! Леха прибавил – и тут в ухо двинуло.

В голове зазвенело, а левое ухо сплющило, как в тисках. Удар не рукой или прикладом, а чем‑то по‑настоящему тяжелым. Леху отбросило вбок и тут же вмазало прямо в лоб.

Перед глазами беззвучным взрывом вспыхнула сверкающая стена из мельтешащих искр, а где‑то справа клацнуло чем‑то железным по рогу, разворачивая вбок и швыряя вниз…

Сердце колотилось, как отбойный молоток, но никто не добивал. Леха потряс головой. Стал подниматься – и по рогу снова стукнуло. Брзынь! Броневой наконечник рога скользнул по чему‑то железному и тяжелому.

Из желто‑бурой мути впереди и с боков проступали темные полосы. Вертикальные, метра через пол…

Сволочи! Неужели и тут все перекрыли?! Леха шагнул назад, развернулся и побежал вправо, вдоль этого частокола. Слева, в желтой мути, бежали черные тени. Тени, тени, тени – как вертикальные шпалы какого‑то сумасшедшего пути, протянувшегося прямо по воздуху. Никак не желая кончаться…

Муть впереди стала светлее, превратилась в прозрачный полог, истончаясь, – и Леха рванул назад. Прочь от прозрачного пространства, за которым – какие‑то пятьдесят метров! – караулит человек в камуфляже. И крупнокалиберная дура, раззявившая свое дуло прямо сюда… Прочь. Обратно под полог пыли.

Впереди и кроме охранника хватает неприятностей… Раньше, когда смотрел на нефтяную площадку с другой стороны, полог скрыл это невеселое зрелище. На северной стороне площадки уже стоял частокол.

Получается, они начали с восточной части вышки и пошли по кругу – на север, теперь на западе…

Без частокола – только южная часть осталась? Но там нет песочной пелены, там все простреливается! Там тоже не подойти!

Стоп… Спокойно, спокойно…

А что, если…

С какого именно места на западе площадки эти сволочи начали обносить ее частоколом?

Леха развернулся и пошел обратно вдоль частокола. Теперь шпалы сумасшедшего пути шли справа, темные полосы в бурой мути…

С правого края тучи не пройти. А с левого? Если не выходить из пелены…

Что там, слева? Есть хоть маленькая щель? Между началом частокола и левым краем пыльного шлейфа?

Кажется, когда смотрел с дюн, из пелены никакого частокола не торчало… Или не рассмотрел на фоне светящегося пыльного шлейфа?…

Леха бежал мимо вертикальных теней в мутной желтизне, а жажда грызла изнутри, злая старуха с раскаленными стальными коронками.