Фурудатэ открыл крышки одну за другой и, достав из шкатулок их содержимое, уложил сверху. Восклицания и шорох, как шелест тростника под ветром, наполнили комнату: то были три реликвии клана Инугами – золотой топор, цитра и хризантема.

– Барышня Тамаё, – сказал Фурудатэ голосом, дрожавшим от волнения, – в соответствии с завещанием покойного Сахэя Инугами, я передаю эти три реликвии вам. Не будете ли вы добры отдать их тому, кого вы выбрали?

Румянец смущения окрасил щеки Тамаё. Ее взгляд нерешительно пробежал по лицам окружающих, но встретившись со взглядом Киндаити, замер – она увидела, как сыщик с сияющим лицом чуть заметно кивнул ей. Тамаё глубоко вздохнула, а потом еле слышно проговорила:

– Киё, пожалуйста, примите это… если вы хотите взять меня в жены.

– Тамаё… Благодарю вас. – Киё потер глаза перевязанной рукой.

Так был назван наследник баснословного состояния и всех предприятий клана Инугами, человек, которому неизбежно предстояло провести в тюрьме сколько‑то лет.

Мацуко, с довольным видом наблюдавшая за этой сценой, взяла очередную порцию рваного табака и набила свою трубку с длинным чубуком. Если бы Киндаити был в тот момент повнимательней, он заметил бы, что табак она взяла не из той шкатулки, из которой брала до этого, а из той, откуда чуть раньше достала карманные часы.

– Тамаё, – сказала Мацуко, спокойно куря трубку.

– Да?

– Я хочу просить тебя еще об одной милости.

– Что я могу для вас сделать?

Мацуко наполнила трубку еще одной порцией табака из ящичка.

– Это касается Саёко.

– Да?

Вздрогнув при упоминании имени Саёко, Такэко и Умэко посмотрели на Мацуко, но та по‑прежнему сидела, курила, вновь и вновь набивая трубку табаком.

– У Саёко скоро будет ребенок. Поскольку отец – Томо, это будет внук одновременно и Такэко, и Умэко. Тамаё, ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, понимаю. И что?

– Милость, о которой я прошу, такова. Когда этот ребенок вырастет, я хочу, чтобы ей или ему была отдана половина состояния Инугами.

Такэко и Умэко удивленно переглянулись, но Тамаё ответила решительно, без всяких колебаний:

– Госпожа Мацуко… матушка, я хорошо все поняла. Обещаю сделать так, как вы хотите.

– Сделаешь? Спасибо. Киё, ты это тоже запомни. Господин Фурудатэ, вы свидетель. И еще: если ребенок окажется способным мальчиком, пусть он принимает участие в управлении делами клана. Это все, что я могу сделать для Такэко и Умэко, чтобы загладить то… что я…

– Нет! – Киндаити бросился к Мацуко, в панике путаясь в своих хакама. Но трубка с длинным чубуком уже вывалилась из ее руки, и Мацуко упала ничком на татами.

– Нет! Нет! Нет! Это табак. Тот же яд, что убил Вакабаяси. Я прозевал, я не заметил. Доктора… кто‑нибудь позовите доктора!

Когда доктор вбежал в комнату, Мацуко Инугами – эта необычайная, эта демоническая женщина, эта необыкновенная убийца, потрясшая своими деяниями всю страну, – лежала замертво, и струйка крови стекала из уголка ее рта. Сумерки были такие холодные, что даже снег замерз на озере Насу.