Изменить размер шрифта - +
На другой день Киё сам пожелал этого, я была потрясена, а когда отпечатки оказались тождественны, пришла в восторг – мне показалось даже, что я вот‑вот упаду в обморок – и я устыдилась своих, пусть мимолетных, сомнений. После этого я уже ни в чем не сомневалась до тех пор, пока…

Помолчав, она продолжала:

– Что ж, вернемся к моей истории. Увидев, как ужасно изувечено его лицо, я поняла, что не могу привезти его домой в таком виде, потому что Тамаё наверняка отвернется от него с отвращением. И вот, сидя в Токио, я обдумывала возможные варианты и в конце концов заказала эту гуттаперчевую маску. Я велела сделать ее точной копией прежнего лица Киё, чтобы Тамаё, вспомнив старые дни, могла привязаться к нему.

Мацуко вздохнула.

– И все эти ухищрения ни к чему не привели, даже мне было совершенно ясно, что Тамаё невзлюбила его. Теперь‑то я понимаю почему: она чуяла в нем незнакомца. Но откуда мне было это знать? И я поняла, что заставить Тамаё остановить свой выбор на Киё будет нелегко, пока Такэ и Томо не умрут.

– И вы шаг за шагом стали осуществлять свой план.

Ужасная улыбка явилась на губах Мацуко.

– Именно. Я же сказала, что, решившись на что‑то, я всегда иду до конца. Впрочем, позвольте заметить, что в случае с Такэ и с Томо я не слишком старалась скрыть следы своих преступлений. Единственное, чего мне хотелось – это убить их обоих. Мне было все равно, пусть меня посадят или даже казнят. Я просто хотела убрать этих двоих с дороги моего сына. Собственная жизнь меня не заботила.

Да, без сомнения, она не лгала – таков был мотив преступлений, совершенных этой необыкновенной, дьявольской женщиной‑убийцей.

– И очень удивились, когда поняли, что кто‑то идет по вашим следам и заметает их.

– Конечно, я была удивлена, но, честно говоря, мне это было почти безразлично. А тревожило меня как раз то, что Киё в маске, как мне казалось, причастен к этим уловкам. Я беспокоилась за него, и одновременно мне чудилось в этом что‑то зловещее. Мы с ним ни разу не говорили об этом, но сама легкость, с какой он скрывал улики моих преступлений, порой делала его в моих глазах каким‑то жутким чудовищем.

Киндаити повернулся к инспектору Татибана.

– Инспектор, вы понимаете? Она вовсе не пыталась скрыть свои преступления. Два соучастника подчищали за убийцей, стараясь направить следствие по ложному следу. Вот почему так сложен и тем интересен был этот случай.

Инспектор кивнул и, подавшись вперед, к Мацуко, сказал:

– Теперь, госпожа, давайте наконец перейдем к убийству Сизумы. Это, разумеется, дело только ваших рук.

Мацуко кивнула.

– Почему же вы решили убить его? Вы обнаружили, кто он такой?

Мацуко снова кивнула.

– Да, я узнала, кто он. Но позвольте мне прежде рассказать, как я это узнала. Итак, Такэ и Томо больше не было – мы победили. И я стала пилить Киё в маске, я требовала, чтобы он сделал предложение Тамаё. А он почему‑то отказывался.

Инспектор Татибана нахмурился.

Интересно, почему? Из слов Киё ясно, что Сизума намеревался занять место Киё и жениться на Тамаё.

В этот момент Киндаити, бешено и с самозабвением чесавший голову, вдруг произнес, ужасно заикаясь:

– С‑Сизума с‑собирался с‑сделать это, но т‑только д‑до двадцать шестого ноября, к‑когда было найдено т‑тело Т‑томо. – Киндаити, наконец осознав, как звучит его речь, с трудом сглотнул и взял себя в руки. – Но после того, как нашли тело Томо, господин Ояма, настоятель святилища Насу, сообщил нам невероятное – тайну, скрытую в китайском сундучке. Мы узнали, что барышня Тамаё – не внучка благодетеля господина Инугами, а родная внучка господина Инугами. А это означало, что Сизума не может жениться на Тамаё.

– Почему же? – Инспектор никак не мог сообразить, и Киндаити ответил с улыбкой:

– Что тут непонятно, инспектор? Сизума – сын господина Инугами, а барышня Тамаё, как оказалось, – внучка господина Инугами.

Быстрый переход