|
Сквозь шум иногда доносились крики женщин, которых притащили с фермы Бориса ДжайКана. Макота устроил свои апартаменты на третьем этаже. Зрительные залы бывшего мультиплекса и бар на втором отвел под склады, первый этаж отдал своим людям. Завернутый в простыню атаман, посасывая погасшую трубку с выжженной на чашечке буквой «М», разглядывал через большое окно спальни задний двор, где стояли машины клана. Снизу доносились грохот, звон и крики. Обычно Макота поддерживал дисциплину, но после разорения фермы ДжайКана хлопцы имели право расслабиться. В конце концов, эта ферма защищалась дольше всех. Ему и самому не помешало бы выпить. Повернувшись, атаман окинул взглядом широкую кровать, где в ворохе смятых простыней лежали две девицы, недавно привезенные из Харькова. Одна рыжая, вторая блондинка. Как же их звать? Вроде Чеченя говорил имена… Макота не помнил. Он шагнул к кровати и, щелкнув пальцами, велел: - Вон. Блондинка спала, а рыжая приподняла голову и посмотрела на хозяина пьяными глазами. Возле кровати стоял столик, на нем - полупустой графин с вином, тарелка с остатками закусок, два бокала. Осколки третьего лежали у ножки кровати. - Вот коровы! - Атаман был рачителен и трепетно относился к дорогим вещам. - Слышь, это ж, как его… хрусталь! Проснувшаяся блондинка томно изогнулась на подушках. Рыжая, улегшись поперек кровати, подперла кулаками подбородок. - Ну разбили, - сонно протянула она. Макота схватил ее за волосы. Шлюха взвизгнула, длинные ногти царапнули атамана по лицу. - Ты че делаешь?! - Разъярившись, он ткнул рыжую кулаком в лицо, а блондинку пнул так, что она слетела на пол. Рыжая, похоже, была совсем дурой - до сих пор не поняла, куда попала и кто перед ней. Она чтото вякнула, и атаману пришлось еще пару раз стукнуть ее, чтобы заткнулась. - Осколки подобрать! - велел он. - И вон отсюда! Быстро, ну! Блондинка схватила с кровати ночную рубашку, натянула поскорее и, ползая на четвереньках, собрала все, что осталось от бокала. Рыжая коекак выпрямилась, по щекам ее текли слезы. - Ну ты, бесстыжая! - рявкнул Макота. - Валите отседова обе! Когда девицы убрались, он оделся, повесил на ремень пистолет с ножом, нацепил соломенную шляпу с широкими полями и вышел в коридор. Но тут же вернулся, чтобы накинуть на плечи свою любимую куртку из крепкой черной кожи, с рыжими вставками на плечах, без которой редко показывался на людях. * * * Стоя у дверей своих апартаментов, атаман глядел на Чеченю. Тот морщился, трогал стянутое повязкой плечо и часто прикладывался к бутылке. - А потом он наружу выскочил и давай по мне палить… - Ну а ты чего ж по ему не палил? Чеченя облизнулся и глянул по сторонам, будто ожидая услышать подсказку. В бутылке оставалось на глоток, не больше. - Шакаленок изпод махины своей выстрелил. Изпод этого… - Изпод «Панча», - напомнил Макота. - Ага. На землю упал и вперед. Револьвер у него. По ногам мне! Сапоги испоганил, плесень! Атаман перевел взгляд на щегольские сапоги порученца. В голенищах зияли внушительные дыры. - Как же ты ходишь?… Аа, у тебя там волчьи пластины вшиты, - вспомнил он и похлопал себя по плечам. - Вшиты, - сумрачно подтвердил Чеченя. Опустошив бутылку, он вытер губы ладонью. - Ну, я тогда ходу оттуда… - Ходу, да? От фермерскогото шакаленка малолетнего? Ты, цвет и опора, гроза и надежа? - Хозяин! - взмолился Чеченя. - Я ж те говорю: там еще летун был с автоматом! Автомат, понимашь? Подняться не давал, патронов не жалел! А сверху, с башни «Панча» этого, из ружжа палили. То, наверно, девка была с леталки. Шакала и Гримбу положили. Пришлось тикать. Но старухуто со стариком мы кончили, как ты и велел. А на летунов случайно наткнулись, грех было мимо проскочить, но тут шакаленок этот… Ну неожиданно он появился! Кто ж знал, что он такой прыткий?! - едва не прокричал порученец и сник под насмешливым взглядом хозяина. |
