Луиза  (поспешая к нему). Мой обожаемый Комманданте! Габриэль! Ариэль! Ариост!

Клара  (с гримасой отвращения). Мой отец, рояльщик, о котором я уже не раз говорила, как то сказал на одной вечеринке, что ему на руку упала нахальная снежинка. И надо же! Этой снежинкой оказалась я! Но человеку, который допускает такие неаппетитные выражения, как «пожирательница мяса», толковать про снежинку бесполезно (вновь играет «Карнавал»).

Комманданте.  Великий и неповторимый миг! Не успеет душа приказать, как руки уже норовят хватать. Они упиваются мясом, плотью, которую тянет к себе душа.

Клара.  Прекратите же, Габриэль. Скажу только вам, совершенно конфиденциально! С тех пор как Роберт повредился в уме, он только и говорит о своих необыкновенных творениях, но создать уже ничего не может! Этим помешательством, как представляется мне и ему, объясняется тот факт, почему он больше не в состоянии сплетать из звуков тонкие гармонические волокна.

(Луиза, ласково дурачась, кормит Комманданте, воркует и сюсюкает с ним, как с ребенком. Клара с гримасой отвращения играет Шумана.)

Комманданте  (приятно пораженной Луизе). Луиза, ma chère! Я только что получил ваше письмо, оно нежно терзает мне сердце. Недоразумение затягивается. Я ждал вас, меж тем как вы ждали меня. Придите же! (Кряхтя, поднимается, поддерживаемый Луизой, она уводит его из комнаты, бросив торжествующий взгляд на Клару, Аэли и продолжающую танцевальные упражнения Карлотту, последний крик уже из за двери.) Жду! Надеюсь! Желаю!

Аэли  (Кларе, сухо). Американское турне, кажется, ей уже гарантировано. (Горничной.) Прибери здесь, пожалуйста!

Клара  (удрученно). Аэли, вы должны помочь мне.

Аэли. Разумеется! Но чем?

Клара.  Если нам придется съехать отсюда, у меня не хватит денег, чтобы переночевать в дешевом пансионе, я не смогу заплатить за себя, за Роберта, за ребенка и прислугу! Тем более – сейчас, в конце сезона!

Аэли  (сочувственно). Неужели у вас так долго не было никаких доходов, милая?

Клара.  Вы представить себе не можете, во что обходится психиатрическая лечебница. В конце концов мне пришлось забрать его. Комманданте – наш последний шанс. (Взволнованно.) Как вы думаете, он слышал меня, когда я говорила про снежинку, или нет? Может, сказать ему, что я полудевочка полудитя.

Аэли.  Не впадайте в крайности.

Клара.  Я и не думала. Чем то бестелесным его не проймешь. Или лучше сказать, что женщина – безмолвная затхлая яма?

Аэли.  Ну вы уж скажете! Его ведь и так вырвало. Не надо выбирать такие неаппетитные сравнения. Или это типично немецкая черта?

Клара.  Немец любит свои экскременты больше, чем кто либо другой. Загляните хотя бы в типично немецкие клозеты.

Аэли  (с симпатией) . Я бы посоветовала вам подкупить его наготой, ведь он испытывает особый интерес к вашим физическим данным. Но я уверена, вы ответите на это, что слишком робеете в его присутствии и что стоит вам оторваться от клавиш, как вы становитесь почти безобразной. (Клара в отчаянии бьет себя кулаком по голове.) Да вы посмотрите вокруг! Вы думаете, такой человек соблазнится искусством? (Указывает на уродство интерьера.)

Клара.  Я по прежнему считаю, что чем дольше я ему противлюсь, а он к этому не привык, тем больше он будет ценить меня.

Аэли.  Может, так. А может, и нет. Позавчера он предложил мне в одну из ближайших ночей перепихнуться с ним прямо под вашей дверью, да чтоб непременно со стонами, даже с воплями, чтобы вызвать у вас ревность и в то же время страх, то есть намекнуть вам, что вы ничего для него не значите.