Перегрузка продолжалась несколько минут, пока снаряд по наклонной взбирался в небо. Затем ракеты разом отключились; машина следовала дальше по вершине параболы в самых верхних слоях атмосферы Земли. Вскоре ракета начала падать, и Марин повернулся к своему спутнику. Молодой Бернли лежал с закрытыми глазами и выглядел полностью расслабленным.
Для Марина это был тот случай, когда любящие отцовские глаза видят сходство, которого сам Марин никак не мог выявить.
Если этот парень был сыном Великого Судьи, тогда вождь просто по определению мог обнаружить сходство. Ого, Великий Судья, подумал он, не надули ли тебя? Разумеется, велись точные записи результатов игр по поиску партнера. Но ни один регистратор в те ранние времена, не столь организованные, как сейчас, не мог знать, что женщина делала в ночь, предшествовавшую играм.
– Как тебя зовут? – спросил Марин.
– Дэвид.
– Ну и ну, меня тоже, – заметил Марин.
– Верно, сэр. Меня назвали в вашу честь.
Сногсшибательный момент… Озарение.
Мысли Марина метнулись в прошлое, к его первым играм по выбору партнера. Много женщин прислали ему свои жетоны.
Хотя ему было только еще семнадцать и по закону он не подходил, но в те дни у мужчины было много лазеек, чтобы приблизиться к линии старта, к тому же влияние матери сыграло свою роль. Что касалось внешности, то, умело применив косметику, он смог привести свой вид в соответствие с нужным минимальным возрастом. А возбуждение, эгоизм молодости и огромная жизненная сила принесли ему две победы на поле, что дало ему право оплодотворить двух женщин.
Марин повернулся в кресле, чтобы получше рассмотреть парня, и увидел, что тот краснеет.
– Что же, – сказал он, – расскажи мне о себе.
Дэвид Бернли, как оказалось, вырос в небольшой общине на западном побережье, и был одним из трех детей женщины по имени Этель Бернли. – Я был у нее единственным ребенком, который оказался сыном знаменитого отца, – с оттенком гордости говорил Дэвид Бернли. – Мать уже не смогла больше приблизиться к такому человеку, как вы, и Джорджу и Саре, я думаю, это не принесло пользы, она об этом рассказывала.
Марин предположил, что Джордж и Сара – это двое других детей, но ничего не сказал. Его встревожило то, что он не мог вспомнить ни одну из тех первых двух женщин, от которых у него были дети.
Молодой Бернли продолжал:
– Мать работала в одном из общественных детских садов, так что я видел ее почти постоянно, и у меня не было ощущения потерянности, как у некоторых других детей. Конечно, они с ним справлялись, но..
– Какое у тебя образование? – спросил Марин.
– Сейчас я учусь в колледже, прошел уже половину программы. У меня каникулы до конца сентября. Моя специализация – политическая экономия.
Оказалось, что он не ожидал такого назначения, как «работа, с собственным папаней», хотя и подал прошение о приеме на; государственную службу на время каникул.
– Конечно, я внес в список ваше имя; может быть, это и помогло – но все равно это оказалось для меня неожиданностью.
Было очевидно, что кто‑то намеренно подстроил ситуацию.
Это напомнило Марину, что, несмотря на все усилия свести роль отца к минимуму, люди все еще мыслили в терминах сведения отца и сына вместе. При этом не воспринималось всерьез правило, объявлявшее подобные действия непотизмом, то есть семейственностью, и указывающее на то, что любой возврат к старомодной системе брака снова может закрепостить женщину.
Женщинам платили государственное пособие на содержание детей. Все мужское население, независимо от того, побеждали они в играх или нет и были ли они вообще квалифицированы для игр или нет, платили налоги, из которых и выплачивалось пособие. |