— Я не знаю, — тихо ответила Александра. — Вы были в доме одни? А ваша мама?

— Мама уже тогда встречалась с человеком, за которым теперь замужем. Она жила отдельно. Да я о ней и не думала в тот миг. Я привыкла, что на нее надеяться не стоит. Больше всего я боялась, что человек с ножом вернется. Вышла из кабинета, стала везде включать свет. Спустилась по лестнице. Там, внизу, на ступеньках была кровь и у входной двери тоже. Я поняла, что нападавший был ранен. Мне казалось, что он смотрит в окна, стоит за дверью… Я, наверное, слегка помешалась в тот момент! — Ольга зажмурилась и вновь широко открыла глаза. — Надо было кому-нибудь позвонить, а я решила бежать к соседям, звать на помощь… Входная дверь была не заперта. На крыльце лежал человек, в такой же позе, как отец, лицом вниз. Мне показалось даже, что я снова вижу отца. Но это был Федотов.

Наступило молчание, нарушаемое лишь тихим щебетом настенных часов. Стрелки показывали второй час.

— Это был ваш сосед? — переспросила Александра, чтобы нарушить тяжелую паузу.

— Да, наш сосед, коллекционер. Тот, кто убил моего отца. Он напал на него в кабинете, но отец оборонялся и ранил его. Знаете чем?

Ольга покачала головой, голубые блики света скользнули по ее гладко причесанным темным волосам.

— Ножом из моржовой кости, из своей коллекции. Ножом начала двадцатого века, в стиле модерн, для разрезания бумаги. С русалкой на рукоятке. Нож нашли на лестнице. Федотов пытался убежать, но от потери крови лишился сознания и упал на нашем крыльце.

…Эти детали выяснились позже, в процессе следствия, а пока девочка, раненая, ошеломленная, стояла на ступеньках рядом с телом соседа. Александра ясно представила эту картину — три дома, построенные особняком, в лесу. Черная, предгрозовая тишина, багровое зарево над горизонтом, в той стороне, где Москва. Ребенок, лишившийся голоса от ужаса.

Ольга медленно подняла ресницы, пристально глядя ей в глаза:

— В доме Федотова, справа, горел свет на первом этаже. Мне казалось даже, я вижу, как там кто-то двигается за шторами. Федотов жил один, я не понимала, кто там может быть, бежать мне туда или, наоборот, в лес, пока не убили и меня? Я не думала в тот миг, что отца убил именно наш сосед. Я ведь привыкла видеть во взрослых — друзей. У нас в гостях никогда не бывали дети, я привыкла общаться со взрослыми. В третьем доме все окна были темные. Но дядя там никогда и не жил.

— Дядя? Это был дом Штромма?

Из речи Александры, захваченной рассказом, само собой исчезло слово «господин», которое она волей-неволей добавляла к имени своего заказчика.

— Да, они все трое дружили, построили дома вместе. Дешевле было строить три дома сразу, чем по отдельности, — проговорила Ольга, вновь спуская рукав до запястья. Тонкий белесый шрам скрылся, но тяжелое выражение ее глаз не изменилось. — Дядя сразу понял, что такая глушь не для него, даже не стал покупать мебель. Так что обратиться за помощью мне было не к кому. Пришлось вернуться в дом. Я позвонила дяде. Я даже не знала, в Москве ли он, но, на счастье, он был в городе. Дядя еще не спал. Он сразу вызвал милицию и «скорую». Позвонил моей матери. Все приехали почти одновременно. Меня перевязали, поставили укол… Больше я ничего не помню. Да это, собственно, и все.

— Вы вели себя очень мужественно, — тихо сказала Александра. — Невероятно мужественно для девочки двенадцати лет.