И вот дети возвращались в замок, смеясь и горланя песни, неся в руках цветущие ветки яблонь и вишен, чтобы украсить ими большой зал в замке. Всю дорогу Магдален чувствовала на себе осторожные взгляды Эдмунда. Во время игры он гонялся только за нею, а когда поймал, то звонко поцеловал у всех на глазах. Она сама не разобрала толком, приятно ли это, но Эдмунд, казалось, был очень горд собой, а все остальные смеялись и хлопали в ладоши. Вот только ее платье, выбранное для поездки в город, было теперь измято и испачкалось, когда она сидела на траве. Косы расплелись, волосы спутались, но все дети имели такой же вид, и никому даже в голову не могло прийти, что в доме де Жерве их может ждать порицание.

Магдален хватило одного дня пребывания в Хэмптоне, чтобы понять, что де Жерве и Эдгар подшучивали над ней, когда говорили о строгости нравов в хэмптонском имении. Оказалось, что здесь царили свет и смех, и хотя хватало и всякой белиберды — уроков и молитв, зато всегда оставалось много времени для музыки, игр и различных потех. Единственный серьезный проступок здесь — огорчить леди Гвендолин, но поскольку все дети ее обожали, такое происходило крайне редко и никогда — по злой воле.

Лорд де Жерве с небольшой дружиной из слуг в одеждах, украшенных красной розой Ланкастеров, уже поджидал детей во внутреннем дворе замка. Оруженосец, которому пришлось отказаться от участия в празднике мая, держал под уздцы его оседланного коня. Рядом терпеливо стояла маленькая кобылка Магдален.

Девочка подбежала к Гаю.

— Мы уже едем, милорд? Боюсь, у меня не вполне подходящий вид.

— Боюсь, что так, — учтиво согласился Гай. — Лучше всего найди кого-нибудь из служанок и побыстрее переоденься. Только не задерживайся больше чем на четверть часа.

И он кнутом указал на солнечные часы в центре двора: штырь в их центре бросал длинную тень. Магдален опрометью помчалась в дом и едва не сшибла леди Гвендолин, выходившую из зала. Улыбнувшись вслед девочке, Гвендолин подошла к мужу.

— Вас ждать сегодня?

— Тот покачал головой.

— Ужинать мы будем в Савойском дворце, так что везти девочку обратно будет уже поздно.

— Да, дороги ночью очень опасны, — эхом откликнулась жена.

— Мы хорошо вооружены, и разбойников нам нечего бояться, душа моя, — сказал он, оглядывая свою дружину, но между густых бровей Гая пролегла морщинка. — Думаю, ничего опасного.

— Несмотря на девочку?

— Конечно, небольшая опасность есть, но думаю, пока волноваться рано. О ее происхождении кроме нас с тобой и нескольких самых доверенных людей герцога неизвестно никому. Хотя какие-то слухи наверняка ходят; именно по этой причине мы и собираемся путешествовать только при свете дня.

Де Жерве нетерпеливо взглянул на солнечные часы: четверть часа, отведенные Магдален, прошли. Но девочка уже бежала из дверей, свежая, умытая, хорошенькая в платье из голубого дамаста с белым воротничком, с заплетенными косами под шапочкой из синего шелка.

— Не опоздала? — с беспокойством крикнула она, пересекая двор.

— Ничего страшного. Мне не впервой ждать девушек и женщин, пока они прихорашиваются.

Магдален покраснела от удовольствия. Де Жерве, улыбаясь, помог ей взобраться на Озорницу, и она устроилась в седле, аккуратно расправив свои пышные юбки.

— А по какому же делу мы едем в Лондон, милорд?

— Все в свое время, — ответил Гай и повернулся к жене. — Постарайся отдохнуть, душа моя, ты мало спала в эту ночь.

Гвендолин до сих пор надеялась, что умело скрывает свою бессонницу от мужа, лежа с закрытыми глазами и только скрипя зубами при очередном приступе боли. Оказалось, что нет; впрочем, об этом можно было догадаться и раньше.