Кречет был выращен на птичьем дворе Ланкастера, но еще не выдрессирован, когда он подарил его своей дочери. Пройдет много времени, прежде чем новая хозяйка сможет пускать его. Но Магдален постоянно следила за воспитанием птицы.

— Она упряма, госпожа, — ответил сокольничий, но все услышали гордость в его голосе.

— Но стоит твоих усилий, — сказал Гай.

— О да, так и есть, милорд. В следующем месяце, госпожа наверняка сможет пускать ее. Хотите на нее посмотреть?

Однако Магдален была уже на полпути к птичьему двору, ее подбитый мехом плащ развевался.

На птичнике было темно, а воздух пропитан кровью и птичьим пометом. Птицы, привязанные к своим насестам, сидели блестя глазами, с хищно загнутыми клювами, со сцепленными когтями, в полном молчании, но со скрытым протестом человеческой воле.

— Как ты ее назовешь? — Гай остановился рядом с Магдален перед кречетом.

— Диана, — не задумываясь ответила Магдален, — охотница.

Он кивнул, улыбаясь:

— Королевское имя для королевской птицы. А теперь пора ехать. Уже почти день.

Они выехали из замка дорогой, которая вела от задних ворот к реке. Река огибала основание холма и извиваясь, протекала через весь город перед тем, как слиться с Уазой на окраине Компенского леса. Земля под копытами лошадей была твердой; от морозного воздуха щеки Магдален порозовели и зарумянился кончик носа. Она подняла голову, отбросила назад вельветовый капюшон своего плаща и глубоко вздохнула.

— Ах, как хорошо на воле! Когда я заперта в замке, это напоминает мне мое детство в Беллере.

Гай засмеялся.

— Я совсем не хотел, чтобы ты вспоминала Беллер!

Магдален быстро взглянула на него:

— Знаешь, как-то раз Сумасшедшая Дженнет сказала, что придет время, когда я буду молить, чтобы все осталось таким, как есть, каким бы плохим оно ни было.

Это воспоминание обдало ее замогильным холодом, и она увидела, как нахмурился Гай.

— Но она была действительно сумасшедшей, — сказала Магдален, пытаясь отшутиться. — Я не верю, что ее предсказание сбудется.

Но, сама того не желая, она разрушила обаяние свежего утра, воспоминания отравили веселую интимность, с которой начался день. Она ощутила печаль, которую навлекла и на своего спутника, и не могла найти слов, чтобы ее рассеять. Она знала, что он постоянно живет с чувством вины. Но сама она этой вины не ощущала, ибо как может такая любовь, какую они испытывали друг к другу, быть греховной?

Они пустили своих соколов вдоль берега реки, где у кромки коричневой, медленной воды густо рос тростник. Стая розовых, кричащих гусей стремительно поднялась от тростника при появлении угрожающей тени перегрина. Но они были слишком легкой добычей, чтобы вызвать интерес птицы, и вновь сели на воду с громкими криками и хлопаньем крыльев.

— Вернемся назад, если ты беспокоишься о делах, — сказала Магдален приглушенным тоном, так как все удовольствие от прогулки куда-то исчезло.

Его губы скривились в напряженной улыбке.

— У меня действительно много разных дел. Сейчас, должно быть, часов восемь?

— Да, — согласилась она, поворачивая лошадь, — давай вернемся.

Гай думал, мучительно пытаясь найти выход из терзающей его душу ситуации, в которой оказался, полюбив Магдален.

Магдален же вдруг пришпорила своего коня и понеслась легким галопом вдоль берега реки. Гай, испугавшись не на шутку, кинулся за ней, и догнал ее только тогда, когда она натянула вожжи и остановилась.

— Не сердись, — ласково сказала она, верно угадывая его чувства, — мне нужно было это сделать.