— Хорошо! Не можешь сразу решиться, давай повстречаемся, приглядимся! Не спеши, Толик, с отказом! Проверь себя и меня! Я ведь тоже не прежняя! И меня била жизнь кнутом. Не все гладко складывалось. Ведь не случайно к тебе пришла. Не в один день решилась. Я люблю тебя!

— Не надо, Наташа! Ты если и любила, то прежнего мальчишку! Теперь от него ничего не осталось. И я не могу ответить тебе взаимностью! Прости меня!

— Я оставлю номер своего телефона и адрес! Подумай, взвесь все. И если решишься, позвони! — положила на стол визитную карточку, торопливо пошла к двери.

— Постой! Возьми визитку. Ни к чему! Я не вернусь! — закрыл дверь за гостьей.

Мать ничего не сказала тогда, лишь по плечу потрепала, как когда-то в детстве.

Она больше не напоминала о семье. И Анатолий все время уделял работе.

Утром, едва он пришел в отделение милиции, дежурный сказал, что его ждет Леонид Скворцов.

Анатолий увидел человека в летной форме, он встал навстречу Петровичу. Лейтенант жестом пригласил его в кабинет.

— Что случилось? Чем обязан вызову? — удивился Скворцов, сказав, что никаких правонарушений в его жизни не было.

— Это верно, браток! Ничего не совершил. И претензий не имею. Только вот поговорить хочу. Тема есть одна — общая. Знаю, что Афган за плечами у нас обоих, а значит, и мой вопрос решать будем вместе.

— Тоже Афган прошел? — потеплел взгляд Скворцова. Он спросил у Анатолия, где и в какое время тот воевал в Афганистане? Слово за слово— разговорились. Нашли общих знакомых, вспомнили погибших.

— Я в авиации с самого начала был, — говорил Скворцов.

— Вы нас, артиллерию, частенько выручали. Особо в ущелье…

— Жарко вам приходилось! Мы видели. Но и нас доставали маджахеды! Меня так накололи, что еле дотянул до своих на посадку. Самолет загорелся. Я сажаю его, а все, кто в укрытии стояли, увидели мой костер, выкатили машины, чтобы в случае взрыва самим крылышки не подпалить, и взлетели один за другим. Мою машину спасатели погасили. Хорошо, что топлива в баке было мало. Иначе не миновать бы нам фейерверка! Но обошлось! Залатали и через три дня опять взмыл! — вспоминал Леонид.

— А у нас в батарее один хохмач был. Сидим как-то у зенитки, отдыхаем после боя. Тишина там, сам знаешь, короткой была. А тут что-то затянулась. Ребята радуются. Но мне не поверилось. Чую, не к добру. И неизвестно, откуда беду ждать. Душманы окружить нас хотели. Разнести в пыль. Сами же мы замаскировались в ложбине. А как узнать, где эти черти? Тут-то наш хохмач сообразил. И говорит мне, что сам, без орудийного расчета управится. И чтоб ты думал, слышу через пятнадцать минут пальба идет в соседнем распадке. Грохот, взрывы! А я знал, там никого нет. Связался по рации с ребятами. Тоже не знают, в чем дело. С час в том распадке все гудело. Потом наш Ефим появился. С данными, где «духи» скучились. Мы и дали по точкам тем из всех орудий. Когда проверили результат, восемь огневых точек разнесли в брызги. Они нас доставали! Ну, на радостях Ефима вспомнили. Спросили: как удалось ему выявить, узнать, пронюхать все так быстро? А он смеется, мол, в разведку не один ходил, а с Васькой. Тот и помог. Его заслуга! Мы не врубились. Ефим, зараза, недолго думая, как завизжал по-свинячьи, как захрюкал! Ни дать, ни взять, кабан под ножом орет. Даже запах пошел похожий! Ну, а у афганцев свинья — вроде нашего черта! Они не только не едят, голоса, вида не переносят! Мозги сеют. И давай лупить на свинячий визг. Думали, мы обед готовить решили. А Ефим успел слинять подальше от греха и зафиксировал, чем, откуда лупят. Ну не дурье? Где бы там — в горах свинью раздобыли живую? Пленные афганцы потом долго злились на Ефима. Поняли свою оплошку.