– Тогда зачем я сюда пришел? – резонно спрашиваю я.
– Я хочу сказать, он не может говорить обычным способом. Из-за трахеотомии.
Старик мрачно показывает на хирургический разрез в горле; к разрезу прикреплен пластиковый клапан, похожий на кофейную чашку. Прозрачная трубка ведет от клапана к кислородному баллону у кровати.
Для интервью Макартура Полка перевели из отделения интенсивной терапии в палату. Он показывает бескровным пальцем на дверь, веля медсестре исчезнуть.
– Не утомляйте его и не сердите, – шепчет мне медсестра. – Он плохо себя чувствует. – Она успевает загородиться локтем как раз вовремя, чтобы пластмассовая утка не зарядила ей по лбу. – Иногда он вредничает. Сами увидите, – говорит она.
Как только мы остаемся одни, Макартур Полк начинает какие-то манипуляции с клапаном, и воздух проходит через голосовые связки.
– Эта маленькая штуковина в Интернете стоит пятьдесят два бакса, – хрипит старик. – А прикинь, сколько за нее дерут в больнице – три сотни! Грабители чертовы!
Его голосу не хватает силы, но сарказма в нем с избытком. Я шагаю ближе, чтобы лучше слышать.
– Садись, – командует Полк. – Где твой сраный блокнот?
Я послушно вынимаю блокнот из кармана.
– Открывай, – продолжает он. – Теперь пиши, что я был боец. Пиши, что я был смел и вынослив. Никогда не сдавался, что бы ни говорили все эти безмозглые шарлатаны. – Он шумно вдыхает воздух. – Немедленно пиши. Записывай все это в блокноте, мистер Автор Некрологов!
Пока я строчу, он успевает передумать.
– Подожди. Зачеркни «безмозглые шарлатаны». С моим везением один из этих уродов подаст в суд на мою газету за клевету. Видишь, до чего мы докатились? Они могут подать в суд на мертвеца с трубкой в горле, клянусь богом!
Макартур Полк какой-то высушенный, на голове у него немного старческого пуха, нос подернут красными прожилками, шея тонкая, а кожа как пергамент. Он напоминает новорожденного кондора, какими похваляются работники зоопарков по каналу «Дискавери».
Получив очередную дозу кислорода, он каркает:
– Мистер Рэйс Мэггад не хотел, чтобы эту статью писал ты. Как думаешь, почему?
– Думаю, я ему не нравлюсь.
В старых водянистых глазах появляется озорной медикаментозный блеск.
– Я слышал, ты обозвал его нехорошими словами на собрании акционеров. Говорят, ты задал им перцу, мистер Таггер.
– Почему вы об этом вспомнили?
– Потому что… – Старина Полк свистит, как туберкулезник. – Я настоял на том, чтобы ты писал эту статью именно потому, что Мэггад не хотел тебя и близко подпускать. Как там ты его назвал? Мне просто любопытно.
– Самозванцем, – отвечаю я.
Полк смеется под стук зубных протезов.
– Что он, что его отец – оба были хороши. А еще?
– Я, кажется, упомянул его трастовый фонд. И то, что он ни одного дня в жизни честно не отработал. И что он понимает гораздо больше в том, как подковать лошадь для поло, чем в том, как управлять хорошей газетой.
Старик шумно вздыхает:
– Бог мой, как жаль, что я при этом не присутствовал. Наверное, в тот день я был в больнице.
– Вы умирали, – напоминаю я. – Так сказал акционерам мистер Мэггад.
– Черт, в тот раз я вовсе не «умирал», как и в другие разы. Я просто отдыхал. Вешал всем лапшу.
– А сейчас умираете?
Полк униженно кивает:
– К сожалению, на этот раз все по-настоящему, мистер Таггер. |