– Всех в бараний рог согнем! – привычно поддержал атамана Григорий и, словно подтверждая свои слова, переломил баранью кость.

– Нам бы только офицерье опередить. Вдруг они прут туда же? – пробормотал Горобец.

– Опередим. Пока эти волчины пешкодралом топают, мы по рельсам раз – и в Смоленске! – Гриша весело захохотал. – Они туда, а мы им – занято!

Горобец вскинул на помощника хмельные глаза, и тут же голова мотнулась, едва не рухнула на заставленный закусками стол.

Яков с Григорием с готовностью подхватили предводителя, поволокли его к ближайшему диванчику.

– Я им всем покажу! – взревел по дороге Горобец.

– Успокойся, Федя! Успокойся! Показывать никому ничего пока не надо. Если уж мы вздумали взять власть, то надо будет немного побеспокоиться о жителях. Должен же кто-то хлеб да капусту растить, всякие штучки полезные делать, – примиряюще пробормотал Яков.

– Зачем? Обмануть меня хочешь? – с пьяной подозрительностью осведомился матрос.

– Побойся Бога! Просто пить-есть нам и дальше надо.

– Бога? Бога я побоюсь, – согласился Федор и вдруг выкрикнул: – Но пусть и он меня тогда побоится! Еще посмотрим, кто кого!

Гриша радостно захохотал. Очевидно, представил, как Горобец выходит против всемогущего старца.

Что представлял Горобец, осталось тайной. Рука матроса хапнула кобуру, попыталась открыть ее, однако обмякла и безвольно свесилась с дивана. Матрос захрапел.

– Что? Еще по одной? – предложил Гриша.

– Я пас. – Якова слегка пошатывало. Не то чтобы швыряло из стороны в сторону, но все-таки. – Пойду сосну, пока время есть.

Гриша проследил, как соратник с трудом исчезает в переходнике, и шагнул к столу. Некоторое время могучая рука помощника атамана кружилась над разнообразными бутылками, вцепилась было в коньяк, но потом отпустила его и взялась за бутыль с самогоном. Здоровяк налил себе полный стакан первача, выпил его одним махом, как воду, и с чувством хлопнул донышком пустой посуды о стол.

– Эх, люди! Выпить – и то не с кем!

На этих путях сейчас притулились семь составов с теплушками и платформами, один – пассажирский, да еще бронепоезд. Несколько раз его пытались как-нибудь назвать, то Стенькой Разиным, то Федором Горобцом, однако каждый раз разговоры быстро забывались.

Вышедший из классного вагона матрос был мрачен. Его не радовало ни ласковое солнце, ни собственное положение хозяина города и властелина над жизнью и смертью горожан. Следующий за ним интеллигент в распахнутом по случаю жары пальто жизнерадостностью тоже не отличался, но был не столько мрачен, сколько помят. И только последний из вышедших, здоровенный мужчина в косоворотке с перекинутым через плечо ремешком шашки, улыбался за всех троих. Его не брали ни похмелье, ни усталость.

– Бричку! – коротко распорядился матрос оказавшимся рядом людям.

Ни о какой дисциплине в отряде речь не шла, но повеления атамана выполнялись неукоснительно.

Не прошло пяти минут, как на привокзальной площади уже стояла запряженная тройкой коней бричка, а чуть позади – еще две для сопровождающих. Причем на одной из них стоял пулемет. Да еще десятка два человек приготовились сопровождать предводителя верхами. Не столько для охраны, сколько для солидности, ну и, разумеется, для выполнения возможных приказаний.

Время перевалило за полдень, но городок был по-прежнему пустынен. Лишь изредка показывались небольшие группки разбойников. Деловито выбирали дома побогаче, лезли в них, отпихивая хозяев.