Именно ради этого создавалось подобное оружие: чтобы выжигать локальные вспышки ВРИЧ. «Антифугасное» действие заряда как раз для того и было придумано, чтобы взрывная волна не вынесла вирусные частицы за пределы зоны излучения.

Боеголовка выпустила управляемые компьютером складные крылья, чтобы высотные ветра не унесли ее в сторону от мишени, и принялась рассеивать самонаводящиеся бомбочки. Каждый заряд нес собственную систему наведения, улавливая радарный луч с центрального блока на фоне видимого в тепловых лучах города внизу. Все города теплей окружающей местности, но этот полыхал, точно маяк.

Радарные альтиметры отсчитывали высоту. Сопротивление плоскостей за девять секунд стабилизировало скорость падения на уровне 97,3 метра в секунду, слегка изменяясь по мере того, как плотней становился воздух.

Оптимальная высота детонации – два километра.

Сто семьдесят шесть секунд до взрыва.

9

Райте лежал на спине в чаше фонтана, наслаждаясь ощущением мокрого грубого камня под лопатками. Небо над ним было полно стали и свинца, дыма и пламени, воплей умирающих и завываний турбин боинговских штурмкатеров ВТ-17. Неразрывная связь с выжидающим богом дарила ему странное двойное зрение: там, где его привычные к видам Поднебесья глаза видели бронированных великанов, мечущих огненные шары, земная память демонстрировала АБМП – артиллерийские боевые машины пехоты – РВ-101 «Джексон», которые вели огонь главным калибром 122 мм, уперев в мостовую гасители отдачи. Турболеты, полосующие город пулеметным огнем, казались ему пламенными колесницами солнечных божков, хотя при желании он мог бы перечислить спецификации их двигателей, вооружения, дальность действия и скорость. Возникни у него такая нужда, он мог бы назвать поименно каждого пилота. Но не эта власть вызвала улыбку на тонких губах.

Он радовался, что имеет право умереть.

Райте осознал это, когда, сидя рядом с Кейном, увидал в небесах чудовищно прекрасную стаю пикирующих штурмкатеров. Кейн рванулся к укрытию, но Райте не шевельнулся. Не чувствовал себя обязанным. Он ответил перед судьбой за все.

Он был свободен.

Десять лет жизни он потратил на то, чтобы узнать, чего требует от него судьба. И ни разу не спросил себя, чего хочет сам.

«Может, я не стану хозяином своей судьбы, но я не обязан отдаваться ей во власть».

Райте улыбнулся бескрайнему небу.

«И понадобился сам Кейн, чтобы научить меня этому».

Перевернувшись на живот, он подполз к краю чаши, чтобы выглянуть. Сквозь пламя и дым, сквозь веселый посвист пуль и шрапнели ковылял, будто разлагающийся с каждым шагом зомби, Кейн. Он направлялся к изгибу стены Сен-Данналина, но ясно было, что не дойдет.

– Ну ладно, – промолвил Райте.

И, подобравшись, прыгнул.

Пулеметная очередь бежала за ним по пятам. Он мчался через площадь, раздвигая воздух, загустевший, как отстраненно подсказывало сознание, от бронебойных пуль с сердечником из обедненного урана, калибр 12,5 мм, средняя скорость 423 метра в секунду. В реальность этих пуль он до конца поверил, только когда одна из них пробила ему бедро – звонкий шлепок, словно учебным ротанговым мечом, и две дырки в палец шириной. Пуля миновала кость, и монах даже не сбился с шага. Еще одна пуля оцарапала ягодицу, когда Райте поскользнулся в луже крови, миг спустя нога его запуталась в петлях кишок, вылетевших из разорванного пополам трупа. Монах упал, и третья пуля пробила ему лопатку, прежде чем вылететь на два пальца ниже ключицы.

Райте перекатился через голову и вскочил на ноги – от плеча расползались по торсу волны цепенящей боли; когда чувствительность вернется, расколотая кость будет болеть еще сильней – над головой просвистел снаряд, выбив здоровенный кусок из стены Сен-Данналина прямо над макушкой Кейна.