Александр Македонский.
– М-м. Или, – веско произнес Тан’элКот, точно убедился, что завел Дункана в неизбежный логический капкан, – Кейн.
Вот тут Хэри решил, что с таким спором пора завязывать.
– Хватит, – проговорил он, поставив на стол кружку. Слишком решительно – кофе расплескался. – Меняем тему.
– Я не желал нанести обиду… – миролюбиво начал было Тан’элКот.
– Плевать. Я не обиделся. Просто надоело уже слушать.
Дункан словно не слышал; а может, слышал, но решил не обращать внимания.
– Кейн принес много блага множеству людей…
– Сугубо нечаянно, – перебил его Тан’элКот.
– Ты же вроде бы не веришь в случайности?
– Э-эй! – гаркнул Хэри. – Кончайте, оба.
Дункан вяло мотнул головой, пытаясь обернуться к сыну.
– Я пытаюсь тебя прикрыть, Киллер, – пробормотал он дребезжащим голосом.
– Не надо меня защищать, папа, – оборвал его Хэри. – Лучше заткнись.
За катарактой в стариковских глазах сгустилась иная мгла, застилая рассудок от мира.
– Прости… прости…
Этим предрассветным часом те два слова жгли Хэри огнем. Как он мог такое ляпнуть? Как мог вести себя точно мальчишка?
И, как ни обманывай себя, ответ был ему ясен. Тогда рана, возникшая, когда из его жизни был с мясом вырван Кейн, была еще слишком свежа. Он не успел еще приспособиться к неизбежности: ему уже никогда не стать тем человеком. Никогда он не будет так силен. Так уверен в себе.
Так свободен.
Тогда он не понимал, откуда исходит боль. Повторял себе: «Я получил все, о чем мечтал. Я победил, черт! Так в чем, блин, проблема?!» Знал только, что ему все время больно, больно, и оставалось только тупое, животное непонимание и повадки росомахи, страдающей зубной болью.
Вскоре после этого у Дункана отнялся голос. Так даже и не вспомнишь, разговаривали ли они с отцом еще раз.
Хэри долго вглядывался в распечатки таблиц, заставляя себя мало-помалу осмысливать колонки цифр. «Господи, какая гадость», – мелькнуло в голове. Он перетасовал листы, собрал, перетасовал снова, опять разложил на столе. Как ни смотри, жестокая правда была неоспорима.
Он ни черта не понимал в своей работе.
За шесть фискальных лет, что он служил директором сан-францисской Студии, четыре года контора теряла деньги. Шел третий год подряд, и чем дальше, тем хуже. Он принял лучшую Студию на Земле, флагман всей системы «Неограниченных Приключений» – и облажался так, что на плаву ее держали только грузовые тарифы компании «Поднебесье».
«И что это – загадка? – горько подумал он. – Это кого-то удивляет?»
Пост директора – вместе с переводом в касту администраторов – он получил в рамках грандиозной рекламной кампании, прозрачной попытки противостоять катастрофическим последствиям последнего Кейнова Приключения – «Ради любви Пэллес Рил». В результате той истории лишился своего места прежний директор, Артуро Коллберг, а репутация Студий вообще оказалась безнадежна подмочена. На несколько недель Хэри оказался самым популярным человеком на Земле – «Ради любви Пэллес Рил» стало популярнейшим Приключением в истории, поставив рекорд продаж, не побитый и сейчас, семь лет спустя, – и мог бы причинить всей индустрии неисчислимые бедствия. Поэтому его подкупили.
«Это слишком мягко сказано, – подумал Хэри. – Купили меня. Со всеми потрохами купили».
Он заплатил надеждой на мирную жизнь с любимой женщиной. |