Но я, наверное, сказал что-то не то. Мне не следовало бы об этом распространяться. Но теперь я стал старым и мудрым, и мне все равно, какого цвета детишки — белые или черные. Я сочувствую всем тварям Господним, — он повернулся ко мне, милостиво включив и меня в беседу, — каждый из нас — возлюбленная душа Господня, правда, сэр? А тут такое происходит, что у меня душа с телом расстается.
— Все это вселяет в нас надежду, мистер Макилвейн, — заключил Донн. — В прежние времена Накс добывал себе средства к пропитанию тем, что ломал кости, сворачивал шеи и отрывал людям уши. Тюрьма была для него родным домом.
— Совершенно точно, капитан, — ухмыльнувшись, подтвердил детина.
— В наши дни, — продолжал капитан, говоря о нем, но обращаясь ко мне, — он бросил старое ремесло и теперь зарабатывает на хлеб насущный наблюдательностью и хитростью.
— Вы, как всегда, правы, капитан. Все так и есть. Я хочу вам кое-что рассказать. Я редко так боялся. Видите ли, сэр, ведь для меня риск — одно только, что я пришел к вам. Но у меня нет ни гроша, а так хочется парочку устриц и кружку немецкого пива, — проговорил он, тупо уставившись в пол. — Ради этого я подвергаю свою жизнь опасности.
— Так что ты хочешь мне сказать? — поинтересовался Донн.
— Это очень страшно, сэр. Даже я это понимаю. Я утверждаю и готов подтвердить, что есть человек, который по ночам предлагает людям продать ему детей.
— Он готов их купить?
— Истинно так, сэр. Он говорит, что ему нужны дети не старше десяти лет и не моложе пяти. Ему все равно, мальчики или девочки, лишь бы они не были чернокожими.
— Он и к тебе подходил?
— Ко мне — нет. Я слышал, как он слонялся по таверне «Буффало». Он говорил с рыжебородым Томми, владельцем заведения.
— И что же он говорил?
— То, что я вам сказал. И предлагал кругленькую сумму.
— С кем еще он говорил?
— Я так и знал, что вы меня об этом спросите, поэтому я последовал за ним еще в два-три места и видел, как там он пел те же песни, а потом, Господи помилуй, он вошел в дом, где я живу. Я остановился, украдкой посмотрел в окно и увидел, как мой квартирный хозяин Свинья Мичем сидит за своим столом, а напротив него сидит этот человек и что-то говорит, а Свинья попыхивает трубкой, слушает его внимательно и головой кивает.
— Когда это было?
— Двух ночей не прошло.
Упершись руками в стол, Донн всем телом подался вперед.
— Он тебе не знаком?
— Нет, сэр.
— Как он выглядит?
— Ничего особенного в нем нет, капитан. Человек как человек.
— Как он был одет, Накс?
— А-а, так себе, соломенная шляпа и полотняный костюм. Он не щеголь. Но по всему видно, что постоять за себя может.
— Я хочу, чтобы ты нашел его и подружился с ним. Предложи ему свои услуги… У тебя есть определенная репутация. Ты узнаешь, чего он хочет и дашь мне знать.
— Ох, Ваша честь. — Информатор замялся и принялся комкать в руках свою кепку. К вони давно немытого тела присоединился едкий запах страха. — Я не стану такого делать, нет у меня никакой охоты. Я не хочу в этом участвовать, если вы позволите.
— Но ты должен.
— Я выполнил свой долг гражданина. Я старый урка, и все на улице знают, что старый Накс крепко завязал с прошлым. Я теперь живу своим умом, а ум подсказывает мне, что не стоит интересоваться такими темными делишками, как это.
— Держи. — Донн достал из кармана монету в полдоллара и положил ее на стол. — Ничего с тобой не случится, ты на службе в муниципальной полиции города Нью-Йорка.
Когда сержант вывел Накса из кабинета, Донн встал из-за стола, при этом было такое впечатление, словно развернулась длинная сложенная лента. |