— Можно я в конце дня вам позвоню? У вас есть домашний телефон?

— Запишите.

Сразу после обыска я к Дмитриеву пошел. Он меня встретил в кабинете агрессивно:

— Где это ты застрял?.. То есть вы… Тьфу ты! И так и так неловко. Секретарша моя тебя с полчаса уже как видела.

— Я к Бычкову заходил.

— В секретный цех? Как же тебе удалось?

— Виктор Павлович! Есть сотни способов пройти через вооруженный и самый бдительный контроль. Есть тысяча способов для выноса с производства всего, чего угодно. Но доводить эти знания до сведения начальства опасно и вредно.

— Это верно, — согласился Дмитриев. — Я тебе как постороннему скажу. У нас на днях сверлильный станок пропал из литейки и цветной телевизор из клуба. Ну, как?!

— Ничего!

— А у соседей умельцы лошадь украли и двухлучевой осциллограф немецкий для проверки переходных процессов.

Тут я на манер Бычкова ничего не сказал, только глаза затуманил. А он продолжал:

— Кому эта лошадь понадобилась в городе, и как ее через проходную провели?! Уму непостижимо! Там у них инспектор из МУРа вторую неделю народ спрашивает, глаза с неба отвести не может, все вопрошает. Электронный сторож у них. Охрана военизированная. Так нет тебе — пропала лошадь со всем парадным одеянием и сбруей. А кучер запил.

— А я знаю, как они лошадь вывели.

— Ну и как?

— Они ей портфель дали, берет напялили и под видом Куценки провели.

Тут Дмитриев грохнул. Потому что был у нас общий с соседями куратор из министерства — Куценко. Очень на лошадь походил лицом и ладом. Кое-кто говорил, что он в молодости хорошим актером был — лошадь играл в кинофильме «Чапаев». Так хорошо играл, что его потом чуть-чуть в табун не отдали.

Я у Дмитриева спросил:

— А у вас инспектор из МУРа глаза к небу не держит?

— Зачем он нам? Сами разберемся.

— Но ведь пропажа?

— Никакой пропажи нет. Мы этот станок в металлолом списали. В черный металл.

— А цветной телевизор в цветной металл?!

— Не скажу! У начальства тоже должны быть секреты.

— А по-моему, нет. Гласность в работе ведомств. Вот главный лозунг «Недели». Я имею в виду газету.

— Если ты за гласность, скажи, как прошел в закрытый цех?

— Ругаться не будете?

— Нет.

— Есть много способов. Можно подойти и начать менять шпингалеты в двери — верхний на нижний. Как будто ты из столярки. Можно прийти и давать приказ читать об усилении режима и непропускании посторонних. «Прочли? Распишитесь. Начальник на месте? Его тоже надо ознакомить». И проходишь в цех. А лучше — когда у постового телефон на стене, как сегодня. Я с соседнего аппарата позвонил, он трубку хвать и кричит: «Пост номер четырнадцать слушает». Я говорю строгим голосом: «Пост номер четырнадцать слушает?» — «Слушает». — «Это пост номер четырнадцать?» — «Пост номер четырнадцать слушает». — «Никаких нарушений нет?» — «Нет никаких». — «Очень хорошо. Кто на посту?» — «Пантелеев». — «Очень хорошо. Слушай, Пантелеев, сейчас к тебе двое подойдут, один иностранец — под видом нашего, другой наш под видом иностранца. Он часто ходит. Так вот, документов не спрашивать. Внимательно следить. На обратном пути нашего задержать. До моего распоряжения. Вопросов нет?» — «Так точно». — «Об исполнении доложить».