– Ты должен умереть... Ты! – ткнула меня кулачком Вера.

«Ну и ночь! – подумал я, отодвинувшись к самой стенке, – Кошмар какой то! Кого это она битый час уговаривает загнуться? Давай-ка посмотрим... Где там твоя рука?»

...Прием в богатом загородном особняке. Десятки гостей. В смокингах и джинсах. Хрусталь, золото, серебро... Слуги в ливреях... Шампанское. А-ля-фуршет. Все внимание устремлено на хозяйку.

Это – Вера. Не земная Вера, а другая... Легкий шаг, гордо вскинутый подбородок, красивое демоническое лицо... Платье – продолжение выбранного на сегодня образа... Несколько неотступно следующих молодых людей с огненными глазами.

...Слуга подносит мобильник на серебряном подносе.

Берет. Слушает. Отдает несколько четких распоряжений. Купить, продать, уволить, согласиться, отказать.

Подходит один из поклонников. Самый застенчивый. Говорит, краснея и пряча влюбленные глаза. Вера смотрит покровительственно, улыбается уголком рта.

«Знаете что, давайте, обсудим это послезавтра вечером. Запишитесь ко мне на прием. В одиннадцать. Хотя нет, послезавтра я улетаю в Венецию... Полетите со мной?»

Молодой человек не верит своим ушам. А Вера пожимает ему руку и машет секретарю. Тот подходит и, почтительно склонившись, шепчет несколько фраз. Вера поджимает губы и незаметно покидает залу.

На лифте опускается на первый этаж.

В одной из комнат ее дожидается мать.

Вера сухо расспрашивает ее о Юрии Борисовиче, тетке, подруге Эсфири Соломоновне, интересуется ходом строительства особняка на берегу Клязьмы.

Советует, что делать, говорить и покупать.

Обещает к вечеру прислать лекарств, растирок и медицинского спирта.

Мать, рассеянно кивая, слушает. Она все сделает, как сказала дочь. У нее нет альтернативы. Теперь она всецело зависит от дочери. Также как совсем недавно дочь всецело зависела от нее.

В следующей комнате Наташа. В окружении нянек, воспитателей, наемных друзей и подружек.

– Мама, мамочка, я так давно тебя не видела! Целых два с половиной дня. Я так соскучилась по тебе!

– Я же работаю, доченька. Мне надо много работать, чтобы у тебя были...

– Друзья?

– И друзья тоже... – грустно улыбнулась Вера. – На все нужны деньги, ты же знаешь...

– А папа говорил, что деньгами интересуются только недоделанные. Еще он сказал, что Генри Форда, одного из самых богатых людей мира, никогда не интересовали деньги. Его интересовал Генри Форд, и поэтому Генри Форд был гений...

– Ну, значит, твой отец – гений, – потемнела Вера лицом и, поцеловав дочь, вышла из комнаты. И пошла вниз, туда, где лежал тот, кто угрожал всему тому, к чему она стремилась. Успеху, власти, свободе.

Внизу, в подвале, лежал я.

«Чистый, чистый лежу я в наплывах рассветных. Белым флагом струится на пол простыня».

Вера подошла, склонилась и прошептала, медленно шевеля побледневшими от ненависти губами:

– Ты должен, должен умереть! Ты должен умереть, чтобы у меня все получилось!

– Но ведь я уже умер? – ответил я глазами. – Я умер... Ты ведь зарезала меня...

– Ты должен совсем умереть! Ты должен исчезнуть. Из памяти. Моей, Наташи. Всех, кто меня знает.

– Ну, тогда ты должна меня совсем убить... Нож там, где всегда... У меня под подушкой...

– А как совсем убить? Как? – сузив глаза, подалась ко мне Вера.

– Это просто... Ты меня убиваешь неправильно. Ты бьешь, бьешь ножом, бьешь, как будто бьешь себя... И поэтому с каждым ударом слабеешь...

– А как же бить?

– Правильно надо бить.