– Они наговорили тебе то, что я убиваю всех подряд? – спрашиваю её.

Таллия быстро кивает.

– И я убью тебя тоже, если ты не сделаешь меня счастливым или остановишься?

Ещё один кивок.

– Суки, – рычу я. – Да, я ублюдок и урод, но не настолько, чтобы наслаждаться твоими мучениями. Я не такой плохой.

Таллия вскидывает голову и внимательно смотрит на меня.

– Не знаю, какую ещё хрень тебе про меня наговорили, но я не собираюсь тебя убивать из за того, что ты испытываешь боль по моей же вине. Это нелепо!

Таллия поджимает губы и кивает мне. Она что то пытается объяснить мне при помощи пальцев, но я ни хрена не понимаю.

Хочу нормальный разговор, человеческий. Я должен выучить этот чёртов язык жестов. Но потом Таллия складывает руки, словно в молитве, и смотрит на меня. Она извиняется за свою ошибку или за что то ещё.

Я отшатываюсь от неё и отползаю. Мне паршиво. Да, я выгляжу как монстр, совершаю плохие поступки. Я чудовище для многих.

Но понимать факт того, что пока я представлял Таллию под собой в самых немыслимых позах, она страдала и теперь точно знает, какой я ублюдок, больно. Мне чертовски больно видеть в её глазах безумный страх за свою жизнь. В её глазах я выгляжу ещё хуже, чем ей про меня рассказали. Я всё испортил.

– Я не знал, что тебе было больно. Приношу свои извинения, Таллия, за то, что даже не подумал об этом. Я был настолько увлечён твоей грацией и плавными движениями, что забылся. Я дам тебе неделю на восстановление, а потом ты можешь танцевать в любой обуви и один раз в неделю в пуантах. Тебе это подходит? – подбирая правильные слова, спрашиваю её.

Таллия медленно кивает мне.

– Хорошо. Я, правда, не знал. Я забыл, что у балерин всегда ужасные мозоли после выступлений. И всего лишь не хотел испытывать боль, – горько добавляю, но потом меня бесит то, что я говорю.

– Я отнесу тебя в гримёрку. – Наклоняясь, быстро подхватываю её на руки. Таллия цепляется за мою шею, и я чувствую её горячее и шумное дыхание на своей коже. Да не сейчас! Я и так поступил, как ублюдок, и уж точно мой стояк сейчас лишний.

Таллия такая маленькая и лёгкая в моих руках. Она даже не двигается и иногда задерживает дыхание, пока я несу её мимо пустых столиков. Я рад тому, что Таллия спрятала своё лицо и никто не видит её. Если бы какой то мудак посмотрел в нашу сторону, я бы убил.

Ударяю ногой в дверь, и она с грохотом распахивается. Свет бьёт мне в глаза, и я щурюсь, ища, куда бы посадить Таллию. Ногой сбрасываю с небольшого дивана чьи то вещи и сажаю её на него.

Но она крепко держится за мою шею. Я не против. Это впервые, когда Таллия сама проявила ко мне хотя бы что то. Но она явно напугана и боится меня, последствий и всего, что её окружает. Это и есть та причина, по которой она цепляется за меня, а не потому, что я не урод.

Отцепляю её руки от себя и выпрямляюсь. Опускаюсь на колени и снимаю второй пуант. Там дело обстоит ещё хуже, видимо, правая нога у неё рабочая. И она часто танцует на ней.

– Каван…

– Свали, на хрен, с моих глаз и никого сюда не впускай, – рычу, даже не оглянувшись на какую то танцовщицу, которую я трахал.

Не помню её голоса, но я трахал здесь всех, поэтому ошибиться не могу.

– Всё в порядке, – я стараюсь говорить мягко, поглаживая большим пальцем щиколотку Таллии. Чёрт, у неё такая тонкая и нежная кожа.

– Они не узнают, почему ты здесь. Я уволю их, если они начнут говорить про тебя плохо. Я сейчас вернусь и обработаю твои раны…

Таллия внезапно хватает меня за руку и мотает головой.

– Но тебе нужна помощь.

Она кивает и показывает пальцами, как будто они шагают, а потом дом.