Киф хороший человек, у него сложный период в жизни, и ему нужна поддержка всех вокруг. Но ты мой мужчина, а он просто хороший человек.
Ревность исчезает, когда я вижу блеск глаз Таллии и тепло в них.
Я люблю тебя. Я так тебя люблю. Не отпускай меня. Не уходи.
Не бросай. Останься со мной. Полюби меня.
– А что насчёт свадьбы, то меня тоже на неё пригласили, – говорит Таллия.
Я удивлённо приподнимаю брови.
– Да, Дейзи приходила в клуб и передала мне приглашение. Она сказала, что Киф хотел бы лично поблагодарить меня, и я могла бы там с кем то познакомиться, то есть наладить какие то связи, о которых понятия не имею. Сначала я не поняла, зачем мне это, но сейчас… думаю, дело в тебе. Кажется, Дейзи и Киф решили побыть свахами для нас. Они знают, что мы расстались?
– Хм, я сказал Дейзи, что тебя больше нет. Ты ушла, – хмурюсь я.
– Значит, я права. Или они вместе, или только Дейзи решила отплатить мне добротой, то есть устроить нашу с тобой встречу. Это мило, – смеётся Таллия.
– Это дерьмово, – кривлюсь я.
– Брось, Каван, это мило. Друзья всегда хотят счастья для своих друзей. Они молодцы.
– Дейзи убила мать Кифа, и ты её считаешь милой? Она шлюха, – напоминаю я.
– Ну и что? – пожимает плечами Таллия. – Конечно же, она поступила плохо, и я не оправдываю её. Но если бы я увидела, что тебя хотят убить, то не знаю, как бы поступила. Я, может быть, тоже убила бы. Неужели тогда я стала бы в твоих глазах выглядеть плохой и грязной?
– Нет, ты другое дело, Таллия.
– Двойные стандарты, Каван. Или ты ко всем относишься милосердно, или же нет. Каждый человек заслуживает прощения, но это не означает, что прощение требует дальнейшего общения.
Нет. Это прощение для себя, но не для них. Прощение освобождает от плохого и дарит тебе свободу выбора.
– То есть я должен простить свою сестру за то, что она сделала со мной? Свою мать? Отца ублюдка? – злобно рычу я.
– Да.
– Никогда, – шиплю я.
– Тогда ты всегда будешь видеть кошмары, Каван. Ты не отпускаешь прошлое, в этом твоя проблема. Почему оно так нравится тебе? – Таллия внимательно смотрит на меня, и я фыркаю.
– Оно мне не нравится. Я, блять, был мальчиком для удовлетворения похоти, – грубо огрызаюсь.
– Да, это так, но всё же, Каван, загляни глубже. Почему ты не можешь отпустить это? Что тебе не даёт это сделать?
Поджимаю губы, потому что я ненавижу говорить об этом. Меня это раздражает.
– Может быть, ты боишься, что если простишь их для себя, то у тебя не будет возможности спрятаться в темноте и оправдать своё одиночество? Ведь они мешают тебе двигаться дальше. Ты боишься, и это нормально, Каван. Но отпусти. Отпусти злость и обиду на них за то, что они с тобой сделали. Позволь другим поцеловать твои раны, полюбить твои шрамы и увидеть тебя настоящего. Настоящий ты прекрасен. И когда люди увидят, какое у тебя огромное сердце, то им будет плевать на твои шрамы. Они будут любить тебя за то, что ты просто живёшь.
– Если люди узнают, что у меня есть сердце, то они будут использовать меня и причинять боль. Они перестанут считать, что я могу их наказать.
– Я говорю тебе про отношения с близкими людьми. На работе ты можешь быть любым, а дома тебе нужно быть собой. Близкие тоже причиняют боль, Каван, но если ты не будешь двигаться дальше, то никогда не сможешь жить нормально. Чувствовать и иметь будущее. Ты думал о своём будущем? – интересуется она.
– Не особо, если честно. Я знаю, что всегда буду работать с Ноланами. Они моя семья. И всё.
– А собирался ли ты заводить свою семью? Думал ли ты о детях?
– Нет. Я не готов к этому, – отрезаю и сажусь на кровати, чтобы не видеть боли в глазах Таллии. |