– У тебя есть я, Таллия, – улыбается он, убирая пряди волос с моего лба. – Я всегда буду у тебя. Всегда будем мы. И мы всегда можем создать свою семью. Семья – это не всегда те, рядом с кем ты родился. Семья – это те, кто тебя принял и помог дышать свободнее.

– Но… что будет с мамой? Что будет с ней дальше? Она же мучается, – тихонько напоминаю ему. – Я пока не знаю, как относиться к этому. Не знаю, что ответить на твои слова о её заточении.

– Ничего. Это тебе придётся решить её дальнейшую судьбу. Если ты захочешь, я её отпущу, но мои люди заставят её молчать и больше никогда не встречаться с тобой. Захочешь увидеть её и поговорить, я поеду вместе с тобой. Захочешь мучить её дальше, так и будет. Я не имел права решать за тебя, но тогда просто не соображал. В моей голове засела мысль о том, что тебе причинили боль, и я должен отомстить.

– Я не хочу, чтобы ей было больно, – глубоко вздыхая и сажусь на кровати.

– Хорошо. Что то ещё?

– Я… не хочу с ней говорить или видеть её. Я не готова и не знаю, когда буду готова к этому. Хочу уйти от неё навсегда и больше не бояться встретиться с ней. Я не могу быть виновата во всём, ведь так? Я не могла предвидеть того, что моего брата убьют.

– Она просто переложила свою вину на тебя, Таллия. Она сделала тебя плохой, как и меня когда то сделали чудовищем.

Но только мы знаем правду. И она важнее, чем слова этих людей.

Поэтому я отпускаю её. Так ты решила?

Бросаю взгляд на Кавана и киваю.

– Тогда я пойду и сообщу своим людям. – Каван встаёт с кровати и направляется к двери.

– Каван, – зову его.

Он оборачивается ко мне.

– Её… ну, её…

– Били? Когда она вела себя плохо и не хотела работать, танцевать и есть. Да, её били, но именно так, как наказывают плохих учениц. Никаких переломов. Мои люди знают разные виды наказаний.

Неприятная кислота собирается у меня во рту. Меня сейчас стошнит. Но, с одной стороны, я думаю, что она это заслужила.

А с другой… мне так жаль, ведь она моя мама, и я всё равно её люблю.

– Нет, я имела в виду… насилие. Её насиловали? – выдавливаю из себя.

– Таллия, нет. Её не насиловали.

– Хорошо. Это всё, что мне нужно знать сейчас, – киваю я.

Каван выходит из спальни, а я подтягиваю ноги к груди. Мои чувства сейчас в хаосе. Я должна быть так счастлива сейчас, когда Каван так искренне и честно признался мне в своей любви, ведь так ждала этого. Но нет я не в силах принять его любовь, потому что любовь – дар, и он должен находиться в бережных руках. А у меня какие? Грязные и лживые. Я больше не знаю, что правильно. Но, наверное, стоит идти дальше, и когда нибудь я наберусь храбрости простить саму себя за ошибки. Я уверена, что Каван достоин любви, и дам ему всё, что в моих силах, каждую крупицу себя. Теперь он смысл моей жизни. Но когда нибудь я ему надоем. Люди рядом со мной надолго не задерживаются. Увы, это я знаю уже по опыту.

Они сначала любят меня, а потом уходят или причиняют мне боль, заставляя считать их тоже мёртвыми, потому что иначе моё сердце просто не выдержит такого огромного горя.

Глава 45

Таллия

– Тэлс, – меня радостно обнимает Ал, и я улыбаюсь, жмурясь от счастья. Я не видела его целых две недели, даже не говорила с ним, потому что мне было стыдно за то, что моя мама и его опорочила, после её возвращения домой. Ал позвонил своим родителям, чтобы честно признаться в том, где он находится, и что с ним всё в порядке. От них он и узнал, что его больше не считают родным. Об этом мне сообщил Каван, как и то, что моя мать сожгла все мои вещи, сказав всем знакомым, что я стала шлюхой, а потом меня убили.