|
Мёд лился рекой, они веселились и плясали, водили ручейки, словно дети в весенние гуляния, и задорно хохотали, будто и не вырезали пару ночей назад половину Даргорода. За столами Атли разглядел упырей – их серые глаза светились, ловя отблески пламени, – и мавок, которые плясали вместе со всеми, распустив длинные зелёные волосы. Похоже, с новой властью и для них наступит раздолье – кровавое и жестокое. Раньше их удерживала Гвардия. Теперь же им больше можно было не опасаться: последний воин Вольской Гвардии стал псом их нового хозяина.
– Вот, поешь. Атли повернул голову и увидел Сороку. Она была в нарядном зелёном сарафане, румяная и весёлая, так что Атли даже засомневался на мгновение, действительно ли это она. Но огромный красный шрам на лице не позволил ошибиться. Сорока присела на корточки и поставила на пол миску с жареной куриной ногой. В другой миске плескался мёд. – Кормишь моего пса? – рассмеялся Зоран, тёмной глыбой возникая за спиной Сороки. – Не жирно ему? Та поднялась на ноги и вытерла руки о сарафан. – У нас же сегодня праздник, пусть и он поест, – сказала она, смущённо глядя на Зорана из под длинных ресниц. – Не боишься, что укусит? – ухмыльнулся Зоран и погладил Сороку по обожжённой щеке. – Другие уже кусали. – А тебя он уже кусал? – спросила Сорока, мягко отводя от лица его руку. – Нет, – снова расхохотался Зоран. – Но скоро он будет кусать моих врагов. Я занимаюсь его воспитанием. А может, и ещё для чего сгодится, а? Он наклонился и ухватил Атли за подбородок, заставив посмотреть на себя. Атли оскалился, пытаясь вырваться, но это только позабавило Зорана. – Мордашка то красивая. Как заживут раны, можно и полюбоваться, что скажешь? – Он повернул лицо Атли к Сороке: – Нравится тебе? Сорока зарделась и пожала плечами. – Не стесняйся, говори, красив пёс? – весело, но требовательно сказал Зоран. – Красив, – тихо ответила Сорока, отводя взгляд. – Вот и я думаю, сгодится, – осклабился Зоран. – Как наберётся сил, предложу его своим солдатам. Зоран выпустил Атли, и тот обессиленно растянулся на полу. Обхватив Сороку за талию, Зоран увлёк её в толпу, а Атли покосился на миску с мёдом. Напиться? Если подумать, он давно ничего не ел, кто знает, может, этой миски хватит, чтобы забыться. Ненадолго исчезнуть, потерять связь с жестокой реальностью, представить, что всё хорошо и никто не умер. Гвардия всё ещё стоит, а Кирши, Аньяна, Лель… По щекам Атли потекли слёзы. Ни сломанные рёбра, ни разорванное лицо, ни плеть Зорана не пробуждали в нём такой боли, как осознание того, что он остался совершенно один. Все его друзья мертвы, погребены под развалинами гарнизона, растерзаны волколаками или выпотрошены Тенями. Правда, у него ещё осталась одна призрачная надежда… Кирши. Он всё ещё где то там, где то далеко, где то в безопасности. Но и эта надежда спицей вонзалась в сердце, потому Атли знал: Кирши за ним не придёт. И не потому, что не знает, где он, а потому что… не захочет. Кирши не захочет его спасти, после всего… Слёзы хлынули с новой силой, превращая мир в размытое пятно с рыжими бликами свечей. «Умереть бы, – подумал Атли. – Лучше умереть, чем быть одному. И Кирши… тогда… Возможно, я ему это задолжал – свою смерть». Влажный нос коснулся лица, дохнул жаром, и мягкий язык слизал слезу со щеки. Атли заморгал и повернул голову. На него смотрели любопытные лисьи глаза. Лиса снова понюхала Атли, склонила голову набок и тихонько тявкнула. – Лель! – крикнула Сорока откуда то из толпы. – Лель вернулся! На мгновение Атли показалось, что он сходит с ума. Сорока бросилась через весь зал, и, будто по команде, толпа расступилась. |
