– Ты знаешь, – пожал плечами Беремир.

– Нет, я… – Василиса нахмурилась. Виски начало ломить от боли, а руна – расплываться. – Я никак не могу… вспомнить.

– Ты просто не хочешь вспоминать. Но тебе придётся. Чтобы понять.

Василиса открыла глаза и уставилась в темноту. Сердце колотилось, а голова болела от стоявшей в избе духоты. Бок грел свернувшийся клубочком Тирг. Василиса аккуратно отстранилась и спрыгнула с печи. Кирши и Финист мирно спали на лавках, завернувшись в дорожные плащи. Финист едва слышно бормотал что то себе под нос.

Василиса натянула сапоги и выскользнула из дома на мороз. Мёртвая тишина деревни утопала в снегу и разбивалась о звёздное небо. Чародейка запрокинула голову и выдохнула облачко пара. Кошмары снились ей почти каждую ночь: жуткая смесь воспоминаний, страхов и тревог, от которых не удавалось скрыться. Да и как скроешься от самой себя?

Чёрные пальцы коснулись груди, и внутри разлилось неуверенное тепло – остатки магии щекотали рёбра, кончики пальцев закололо, и Василисе даже показалось, что с них вот вот сорвутся искры, но магия вздрогнула и рассеялась, мурашками разбежавшись по телу. Василиса разочарованно выдохнула, ссутулившись и опустив голову.

На плечи лег тяжёлый плащ, прогоняя ночной холод.

– Решила замёрзнуть насмерть? – спросил Кирши, становясь рядом и обращая лицо к небу. В распущенных волосах тут же запутался лёгкий ветер.

Василиса запахнула плащ и зарылась подбородком в пропахший костром мех.

– Не спалось.

Кирши хмуро покосился на неё:

– Это из за того, что сказал Финист?

– Ты про клятву? – Василиса поморщилась: – Нет. Это, конечно, было подло, но другого я от него и не ожидала. – Она замолчала, вспоминая недавний разговор. – А ты как будто не удивился. Знал, что клятва позволяет заглядывать в воспоминания?

Кирши кивнул:

– После смерти Хару… Когда Атли нашёл меня и притащил в гарнизон, он всё пытался выведать, что произошло, а я… не был готов говорить.

По спине Василисы пробежали мурашки.

– И он…

– Залез ко мне в воспоминания. Увидел всё. От нашей с Хару встречи до его смерти. Если честно, это было хуже, чем… – Кирши осёкся, голос его дрогнул. – Так что, можно сказать, тебе повезло, что Финист решил подглядеть твои воспоминания, пока ты спала.

– Это больно? – Василиса затаила дыхание.

– Не физически. Ты просто… в тебе будто не остаётся ничего твоего, понимаешь? Будто последний и единственный уголок тебя отняли и больше не на что опереться, не за что ухватиться и самого тебя тоже нет. И дело даже не в том, что он увидел, а в том, что… посчитал, что может перейти эту черту. Я и так был весь его. Моё тело, мои чувства – он получал всё, что просил, но этого ему оказалось мало. Он боялся, что кому то другому я дал больше.

– Если он причинил тебе столько боли, тогда почему… – тихо, почти шёпотом сказала Василиса, – почему вчера ты без раздумий собрался идти за ним?

Кирши закрыл глаза и выдохнул:

– Потому что я ему нужен.

Какое то время они стояли молча, глядя на звёзды и слушая дыхание друг друга. У Василисы щемило сердце, но она едва ли могла отыскать причину среди вороха чувств и просто ждала, пока они улягутся и стихнут, спрятанные от мира под тёплым плащом. Хотелось замереть и перестать дышать, остановить время и затеряться в ночном небе, ни о чём не думать, и завтра, с новыми силами, продолжить путь. Редкие снежинки медленно падали на лицо, путались в волосах и меховом вороте плаща, принося с собой необъяснимое спокойствие.

Ладонь Кирши, оказавшаяся в пленительной близости от ладони Василисы, делилась с ней своим теплом, особенно осязаемым в холоде ночи.