Госпожа Фишер на него взглянула с благодарностью.

— Я вам верю, — прошептала она.

— Да, верьте, — ответил проникновенно Кременецкий.

«Настало время для Вячеслава Загряцкого…» — снова победно пропела фраза в душе Семена Исидоровича.

В канцелярии Никонов с отвращением писал какую-то бумагу. Он всю ночь напролет играл в карты, сначала в винт, потом, с рассвета, в покер, проиграл восемьдесят рублей — почти все, что у него было, выкурил полсотни папирос и выпил стаканов пять крепкого чаю, чуть ли не пополам с коньяком. Днем он спал и оделся лишь в шестом часу. У него болела голова, во рту было нехорошо. Дело, которое он делал, как и жизнь вообще, представлялось ему совершенно ничтожным, скучным и нелепым. Григорий Иванович опоздал к приему, ждал неприятного разговора с Кременецким и чувствовал себя школьником-мальчишкой.

«Лучше всего было бы сегодня же сказать Семе, что, к большому сожалению, вынужден отказаться от должности его помощника, — думал он, как всегда успокаивая самого себя искусственно-шутливым тоном мысли. — „Григорий Иванович, вы меня не так поняли, я очень сожалею…“ — „Я тоже сожалею, Семен Исидорович, но это неизбежно и я ухожу вовсе не вследствие нашего разговора, а просто, эта работа не по мне“. Тут хорошо было бы сказать, что мне предлагают должность редактора „Вопросов философии и психологии“, или консультанта в Художественном Театре, или что-нибудь еще в таком роде. Да ничего подлецы не предлагают и деться будет некуда, если от Семы уйти… Что это Тамарочка места себе не находит, все по коридору шлепает?.. Да, надо было бы переменить жизнь. По утрам работать, читать, например, диалоги Платона, — греческий язык можно восстановить в памяти. Хотя все забыл, ни черта не помню. Шляпа был наш Дивишек, бапто эбафен . Надо бы подучиться и французскому языку, а то перед Мусей неловко. Фомин нарочно всегда с ней заговаривает по-французски, зная, что я не умею. Взять вечером, вместо карт, какого-нибудь Стендаля и читать со словарем, — в два месяца очень насобачишься… И брюки тоже надо чаще утюжить… Ногти опять заросли, этот особенно… Та полненькая маникюрша была, право, мила. С ней бы поехать куда-нибудь в Италию или на Кавказ, лучше было бы, чем писать эту идиотскую справку для очередного шедевра Семы… Эх, тот том сенатских решений остался у него в кабинете, без него ничего путного все равно не напишу… Собственно, Сема прав, нельзя систематически опаздывать и его подводить. Человек он не плохой, но как он, право, может жить по часам, скука какая! Ведь одним тщеславием живет, чудак, ему и деньги уже девать некуда… — Состояние Кременецкого казалось пределом богатства Григорию Ивановичу: для него и сотни, и даже десятки тысяч были собственно астрономическими числами. — Восьмидесяти рублей жаль, — все тот проклятый Флеш-ройяль подвел. Но счастливее от восьмидесяти рублей я не стал бы. Все равно когда-нибудь помру. Сам Сема и тот помрет со всеми своими деньгами. Некрологи какие шикарные будут в газетах, не то что по мне, грешном. Один Альфред Исаевич в память о ликерах что накатает! Жить бы да жить после таких некрологов, а вот Сема, бедный, и не прочтет. Зато Тамарочка будет над ними заливаться слезами… Вот она опять, неприкаянная… Да, в кармане пустовато, но во вторник можно будет сорвать с Сергеева. Перебьюсь как-нибудь… Самое главное, конечно, связать себя с каким-нибудь большим идейным делом… Надо, наконец, выяснить, могу ли я жить, писать эту справку и играть в покер без ответственного министерства?.. Ответственного перед народом и перед Семой… Как это в самом деле Сема еще не в Думе?.