— Дело в том, — сделав некоторую паузу, выдохнула мама Рудика, — что мне посоветовали обратиться к вам, — снова пауза, и я промолчала, давая ей как следует собраться с мыслями. — У меня такое дело… такое… — женщина всхлипнула и часто задышала.
— Да вы не волнуйтесь. Вас где устроит встреча, на моей территории или на вашей? — пришла я ей на помощь.
— Ну-у… если это возможно, то, конечно, было бы лучше, если бы вы приехали ко мне. Я так ужасно себя чувствую, — благодарно пролепетала Мальвина Васильевна.
— Хорошо. Говорите ваш адрес, — быстро ответила я, дабы она не успела окончательно разреветься.
Луговичная назвала совсем не тот адрес, по которому они жили прежде. Что ж, не удивительно, все-таки больше десяти лет прошло с тех пор, когда я последний раз видела Рудольфа. Слышала, правда, как-то от кого-то что-то про него, да и то не запомнила, поскольку не особо интересовалась.
— Вот и замечательно. Вы сейчас дома?
— Да.
— Я уже еду. На подъездной двери код есть у вас?
— Ой, конечно! Совсем забыла сказать. Сто восемьдесят девять. Так я жду?
— Обязательно.
Через двадцать минут я уже была у Луговичной. Нельзя сказать, что она сильно изменилась. Те же вытравленные, почти белые волосы, собранные сзади в пучок, та же худоба. Только вот глубокие мрачные складки возле рта да синяки под глазами выдавали ее теперешнее горестное положение. Меня же Мальвина Васильевна не знала — у нас с Рудиком не так далеко зашли отношения, чтобы представлять друг друга своим родителям.
— Добрый день, — поприветствовала я ее и тут же сообразила, что ляпнула глупость.
— Здравствуйте, проходите, пожалуйста, — сделала она вялый жест.
Мы расположились в просторном зале. Она — на диване, я — в кресле. Надо заметить, что ее квартира впечатляла. Пока шли по коридору, я определила четырехкомнатную секцию последней серии. А это значит: шестнадцатиметровая кухня, семь квадратов ванная и прочие излишества. Да и обстановка не оставляла желать лучшего — все «евро», все «стандарт».
— Ну, рассказывайте, Мальвина Васильевна, — обратилась я к ней и сделала выжидательно-сочувственную мину.
— Беда у нас в семье, Татьяна Александровна. Только на вас вся надежда, — покачала головой Луговичная и стала рассматривать свои ногти.
— Итак? — поторопила я ее.
— Сына моего в убийстве жены подозревают, — не поднимая припухших век, отреагировала она. — Но я уверена, он этого не делал. — Крупная слеза капнула ей на запястье, и она замолчала.
— Мальвина Васильевна, — проникновенно заговорила я, — милая, успокойтесь. Давайте все по порядку, не упуская ничего. А я по ходу вопросы задавать буду. Время-то идет. А это не в нашу пользу.
— Да, конечно, — виновато взглянула она на меня. — В общем, в тот день я у сестры ночевала…
— В какой день?
— А, ну да… Простите. Я понимаю. Десятого июля. С субботы на воскресенье. Но живу я пока здесь. С ними. И вот утром, позавчера прихо…
— Минуточку, Мальвина Васильевна. С кем «с ними «вы живете?
— Ну, я сдала свою квартиру и вступила в строящийся кооператив. Мне так Рудик посоветовал. Сын, — пояснила она. Теперь в ее голосе почувствовалось больше твердости. — И сказал, чтобы я пока пожила у него. То есть с ним и его женой. Я уступила его просьбе. Но не ради себя, а ради будущих внуков, так как им потом…
— Понимаю, — хорошо маскируя нарастающее раздражение, кивнула я. |