— Ну а она? Вольная душа, мы к таким в нашем городке не привыкли. Правильно я говорю? Нам от них становится не по себе. И все же я могу поклясться: всю ночь она опекала внука профессора, словно это ее родной сын. Так и поверить недолго, что она достойная женщина. Ты, Пако, недоволен, что она назвала тебя прелюбодеем? Полагаешь, что она показала всем свое подлое нутро, рассказав, как ты обворовывал город? — Не отводя винтовки от Марии, Хуанита перевела глаза на бывшего мэра. — Ну и кому нам верить, Эктор? Пасито, потому что он один из наших, а они экстранхерос? Или тому, что видят наши глаза и слышат наши уши?

— Бабушка Хуанита, — дрожащим от ярости голосом произнес Пако, — отдай ружье. — Протянув вперед руку, он шагнул к старухе.

Та даже не взглянула на него.

— Мы что, боимся его? Неужели в этом все дело? — Она сурово посмотрела на притихших горожан, слушавших ее с недоумением и страхом. — Мы же знаем, что в Совете всем заправлял Пасито, а не этот баран Рамон Сулуага. И кто заявил в открытую о том, что Пако вор? Мария, которую Пако сперва принудил к сожительству, а теперь хочет убить. А мы? Мы молчали, будто в рот воды набрав, хотя многие задавались вопросом, куда уходят средства. Удивительное дело, не правда ли?

Она замолчала, чтобы присутствующие хорошенько обдумали сказанное. Выдержав паузу, Хуанита, возвысив голос, продолжила:

— Граждане! Товарищи! Решайте сами, как мне поступить. Мне не страшны ни месть, ни вендетта. Я слишком стара, чтобы бояться. Только скажите, и я сделаю за Пако его работу. Если таково будет ваше решение, я своими руками убью всех троих экстранхерос. Да, при этом мое сердце может разорваться от боли, поскольку Энрике и Мария не сделали ничего дурного, они лишь пытались нас спасти.

Ответом ей было молчание. Несколько горожан, стоявших рядом с Пако, потихоньку стали отодвигаться от него.

— Не слушайте эту старую кошелку! — заорал Куэльяр. — Она рехнулась!

— Суд подошел к концу, Пако Куэльяр, — сухо произнесла бабушка Хуанита, — и ты признан виновным.

Взревев от ярости, Пако бросился на нее, занеся над головой, словно дубинку, фонарь Фелипе.

Хуанита легко, почти небрежно вскинула винтовку и выстрелила. Сила отдачи отбросила старуху на ступени алтаря. Эхо выстрела пошло гулять по собору, отражаясь от стен и колонн. Глаза Пако расширились от изумления. Несколько мгновений он будто пытался удержать кровь, хлынувшую из раны на груди. Затем со стоном повалился навзничь и распростерся на каменном полу.

Хуанита даже не посмотрела на труп. С трудом поднявшись на ноги, она медленно обвела взглядом горожан.

— Мы сами вершим правосудие, — промолвила старуха. — Так было всегда. Правильно я говорю, Эктор?

Бывший мэр склонил голову.

— Не слышу ответа, Эктор.

— Да, Хуанита, таков наш обычай.

— Быть по сему. Если кому-нибудь из нас повезет остаться в живых, пусть скажет вдове Пако, что ее муж погиб в бою. Его семье без надобности знать о позоре, что он навлек на наш город. Пако Куэльяр пал смертью храбрых. Это всем ясно?

Один за другим заложники стали молча кивать, в том числе даже малые дети.

— Вот и хорошо, — опершись на винтовку, она посмотрела на Пинсона. — Пасито был прав в одном. Нам надо торопиться. Ведите нас к потайному ходу, мы пойдем за вами.

Глубоко под землей шум боя был почти неслышен. Заложники словно перенеслись в иное измерение или время. Люди медленно шли гуськом по коридорам некрополя. В сутанах, со свечками в руках, они напоминали средневековую религиозную процессию, священников прошлого, спустившихся сюда, чтобы проводить в последний путь одного из своих собратьев.