Стойкий-в-Битве умолк с полуоткрытым ртом, как низкородный, одернутый в собрании.

— Воссоединенный, – негромко сказал Кришна, и в его ровном голосе почудился тайный звон, отголосок застарелой ненависти. – Джарасандха, владыка Магадхи.

— А! – не сочтя нужным понизить голос, вслух припомнил Бхима. – Это который тебя, родич, семнадцать раз име...

Во взоре Юдхиштхиры была любовь.

Арджуна остервенело въехал брату кулаком в бок, и Волчебрюх от неожиданности нашелся:

— ...имея превосходящие военные силы, с великим трудом одолевал в битве!

Выпалив это, Страшный растерялся, смутился и умолк.

Царь Справедливости сжал пальцами переносицу.

— Я понимаю твое желание, Джанардана, – проговорил он, – но все же вернемся...

Предмет разговора не располагал к шутовству. Оскорбление, нанесенное братьям во время состязания, дикая и кровавая беготня по лесам с измученной матерью на руках, сверхнелепая история с женитьбой, – вылились в новую затею, куда страшнее и опаснее всех предыдущих.

Кто первым заговорил об этом, Царь Справедливости боялся подозревать. Не оскорбить подозрением боялся: могло выйти, что побуждающий превосходит его в мудрости и проницательности, а о знании воли богов нечего и говорить. Или – того хуже – что сам бог говорит его устами... и тогда в далях грядущего клубились грозовые тучи, пожиратели трупов рыгали от сытости, рвали небосвод заклинания Астро-Видьи...

Стойкий-в-Битве очень не любил воевать.

Разумеется, он был возмущен тем, что произошло на арене. Он сочувствовал взбешенному Арджуне и искренне презирал как выскочку Карну, так и двоюродных братьев, вечно носящихся с простолюдинами. Но рваться на престол, когда всесильный Дед Кауравов уже сделал выбор...

— Не я один думаю так, о первый среди мудрецов, – уверил Кришна, – все наидостойнейшие мужи придерживаются того же мнения...

“Разумеется, – подумалось Юдхиштхире, – если придерживаться мнения Баламута есть величайшее из достоинств...”

В землях ариев мог быть только один великий владыка, объединяющий под своей рукой множество малых царей; благословенный богами, щедрый, восхваляемый непрестанно и почитающий брахманов должным образом.

Чакравартин.

С высокого наречия – Колесовращатель.

В достоинство Колесовращателя царь возводился двумя обрядами – Рождения Господина и Приношения Коня. Оба предполагали немалую военную силу и немалую же казну, но сейчас речь шла о другом.

Воспрещалось начинать великое царское жертвоприношение поперек другого, незаконченного. Со дня на день ожидалось, что брахманы Города Слона объявят о Рождении Махараджи Дурьодханы. Но если благородные мужи засвидетельствуют о совершении должных обрядов Юдхиштхирой – в Хастинапуре могут землю грызть; двух Господинов в одной стране быть не может, не может быть и двух Рождений.

А там Пандавы подумают о приобретении казны и союзников.

И если братья тверды в своем желании подняться на троны из царского дерева удумбара, тверды в намерении из вечно вторых стать вечно первыми – это наилучший и единственный способ.

— Таково мое мнение, – вполголоса закончил Баламут. Расхожая формула прозвучала в его устах жертвенным возгласом, мантрой-заклинанием Яджурведы, связывающей, направляющей, велящей...

— Позволь спросить тебя, о мой многославный родич, украшение царских собраний, – проговорил Юдхиштхира, – почему династические споры Города Слона так занимают тебя?

Кришна изумленно воззрился на него; отражением Баламутова лица глянула на Царя Справедливости четверка младших братьев.

Стойкий-в-Битве сам не понял, с чего вздумал спрашивать. Вроде бы ясно, возрастет могущество родичей Баламута – возрастет и собственное его могущество, и дорога благочестивым детям Панду дружба мудрого аватара, и сердечная склонность взаимна.