Все трое принялись лихорадочно обшаривать комнату и немедленно обнаружили, что она, как и все прочие помещения в цитадели, была вовсе не такой, какой казалась с виду. Чем больше они искали, тем больше, кажется, оставалось необысканным. Предметы словно бы возникали из каких-то карманных миров — как в дереве Забены. Через несколько минут ноги начали вязнуть в грудах непонятных устройств и бумаг. Уэллен невольно вспомнил годы ученичества.
— Ну, и что же тут у нас? — наконец спросил Сумрак. Остальные бросились к нему. Чародей обнаружил вовсе не ключ, а скорее нечто вроде гобелена.
— Замечательная работа! И до сих пор — как новенький! Словно вчера соткан!
— Он напоминает тот, что соткала я, — шепнула Забена Уэллену.
— И неудивительно, — вмешался Сумрак. — Он и работает так же, как тот, идею которого внушил тебе Серкадион Мани.
— Внушил?
Бледные щеки волшебницы залились румянцем. Ей вообще не нравилось, когда ее использовали, но терпеть такое от хитрого карлика было особенно неприятно.
— Видимо, да. Хотя это — не враадова работа. Я бы сказал, несмотря на его состояние, что гобелен соткан еще до того, как наш распроклятый хозяин явился в этот мир. — Сумрак осторожно коснулся краешка гобелена. — Да, нет никаких сомнений. Он мог вызнать способ его изготовления и внушить тебе, но этот создан другой рукой — или когтем, смотря кто правил тогда здешними землями.
— Вот как! Ну, больше мной никто не воспользуется!
С этими словами Забена потянулась к гобелену. Сумрак схватил ее за запястье. Уэллен, заметив выражение лица волшебницы, хотел было предостеречь старого чародея, но опоздал. Не заботясь о последствиях, Забена обрушила на того всю свою волшебную силу.
Чародей лишь отряхнулся, точно большой мохнатый пес под дождем.
Избавившись от гнева, Забена помрачнела. Отпустив ее запястье, колдун сверкнул хрустальными глазами и сказал:
— Щекотно. Этого ты и добивалась?
Уэллен схватил ее, пока гнев волшебницы не вспыхнул с новой силой.
— Забудь об этом! Он нужен нам, а мы нужны ему.
— Мы ему вовсе не нужны! Он мог бы найти эту штуку и спокойно уйти без нас.
Закутанный в плащ чародей покачал головой:
— Я оставил ее, но детей ее не оставлю!
Забена уставилась на него. Гнев на ее лице сменился озадаченностью.
— И что бы это значило?
— Господин Бедлам знает. — Ограничившись этим объяснением, Сумрак вновь принялся любоваться гобеленом. — Если соткал его и не карлик, то он, но крайней мере, внес достаточно много изменений… Некоторые — совсем недавние. Я не только вижу, но и чую их. Интересно, какой цели теперь служит это чудо?
Уэллен, заразившись интересом Сумрака, был вынужден признать, что гобелен и вправду стоил внимания. На нем, как и на том, что соткала Забена, были изображены окрестные земли — но с такими подробностями, что пейзаж казался почти настоящим. Крохотная книга обозначала пятиугольное здание библиотек. Уэллен легко отыскал лежавшие на востоке холмы, но того, что находилось на юго-западе, узнать не смог.
— Что здесь? — спросил он Сумрака. — Деревня? Пенаклес. Одно из людских селений, которые Пурпурный позволил устроить в своих владениях. Теперь это жалкая деревенька, но когда-то, еще до того, как беженцы из Нимта по глупости вторглись в Драконье царство, и до воцарения Королей-Драконов, квелей и еще дюжины их предшественников, Пенаклес был известен как обитель знания. Строители его, создавшие, кстати, и этот гобелен, пожалуй, не были людьми… во всяком случае, под конец.
— И но странному совпадению Серкадион Мани выбрал именно это место. |