— Да. Не миновать. Ладно. Пойду отдохну. Это все правда, не сон?

— Не сон. Иди.

— Я хочу тебя.

— Иди, мой ястребок.

Джин быстро встала и отправилась наверх. Мы даже не коснулись друг друга, говорила она себе. Так и должно быть. Это ему свойственно. Еще без единого прикосновения мы уже всем своим существом рванулись друг к другу и слились воедино. Это как атомный взрыв. Спасибо Тебе, Господи! Она вошла в заднюю комнату, задернула шторы, сбросила туфли, заползла на диван и с головой укрылась одеялом. Через мгновение она спала, медленно погружаясь глубже и глубже в бездонный и темнеющий океан чистой радости.

Часть вторая

Средина зимы

~~~

— Думаю, где-то тут есть пиво, — сказал Дженкин.

— Не суетись, я принес что выпить, — успокоил его Джерард.

— Извини.

— Не в первый раз.

— Кажется, да.

— Ну и холод!

— Я включу камин.

Джерард, не договариваясь заранее, позвонил Дженкину и зашел к нему. Дженкин давно поселился в этом небольшом одноквартирном доме на правой стороне Голдхок-роуд близ «Церкви на арках», со времен Политехнического и до того, как вернулся преподавать в школу. Та сторона, на которой жил Дженкин, осталась такой, как была: сплошной ряд таких же домов, «обычных коробок», как называл их Дженкин. Однако, к его отвращению, близлежащая территория постепенно «облагораживалась» дорогими постройками. Джерард часто приходил в этот дом. Сегодня он пришел без предупреждения не по какому-то особому поводу, а потому, что слишком многое не давало ему покоя.

Со времени того знаменательного бала в Оксфорде прошло несколько месяцев. Сейчас был туманный вечер позднего октября. В доме Дженкина, не имевшего центрального отопления, было по-настоящему холодно, ненастье вольготно чувствовало себя в его стенах. Дженкин, в сущности, любил всякую погоду, какое бы ни было время года, он не выносил закрытых окон. При любой температуре спал в неотапливаемой комнате, в которой гулял ветер. Впрочем, зимой он позволял себе пользоваться бутылкой с горячей водой. Сейчас, чтобы угодить другу, он поспешно закрыл несколько окон и включил газовый камин в гостиной. Дженкин в основном жил на кухне и не занимал эту «гостиную» или «салон», которую оставлял для «приемов». В комнате, как и во всей квартире Дженкина, царили порядок и чистота и в то же время было пустовато и голо. Были, конечно, кое-какие симпатичные вещицы, главным образом подаренные Джерардом, но сам дух ее противился их присутствию, отказывался сливаться с ними в мирной гармонии, которой, как считал Джерард, должна обладать каждая комната, и они оставались неуместными и случайными. На выгоревших обоях, светло-зеленых с блеклыми красноватыми цветами, красовались пятна голой стены там, где Дженкин аккуратно обрезал лохмотья порванных обоев и закрасил эти места желтой краской. Получилось неплохо. Очень чистый ковер тоже был выцветшим, и голубые и красные цветы на нем стали коричневатыми. Зеленая плитка перед камином блестела, оттого что ее постоянно мыли. Кресла с деревянными подлокотниками, обитые скучной бежевой «рогожкой», были в ожидании гостей составлены к стене. Каминную доску украшали выстроившиеся в ряд фарфоровые чашки, некоторые из них — подарок Джерарда, и камень, серый голыш с пурпурной полоской, подобранный Роуз на берегу моря и подаренный ему. Дженкин сюда только что добавил принесенный вместе с двумя бокалами с кухни высокий зеленый стакан с веточками в красных листьях. Тихо гудело газовое пламя. Толстые темные вельветиновые шторы были задернуты, скрывая туманные сумерки. В углу горела лампа, давний подарок Джерарда. Джерард переставил чашки, выключил верхний свет и протянул хозяину бутылку «божоле нуво», чтобы тот открыл.