Такси подвезло его к дому, где жили родители неизвестной женщины. На звонок в дверях появилась дама лет шестидесяти с небольшим, то есть моложе дамы из бельэтажа, с которой тридцать лет назад изменял ей муж: Это я вам звонил из Главного Архива, сказал сеньор Жозе. Заходите, пожалуйста, мы вас ждем. Простите, что задержался, пришлось уладить еще одно срочное дело. Ничего-ничего, заходите. Квартира была сумрачная, с тяжелыми портьерами на окнах и дверях, с массивной мебелью, с развешанными по стенам потемневшими картинами, изображающими сельские виды, каких на свете не бывает да и быть не должно. Хозяйка провела сеньора Жозе в комнату, служившую, надо думать, кабинетом, и представила поднявшемуся навстречу мужчине, который на вид был значительно старше жены: Этот сеньор из архива. Прошу садиться, ответил тот, указывая на кресло. Сеньор Жозе извлек из кармана мандат и, держа его в руке, заговорил: Простите, что приходится тревожить вас в вашем горе, но этого требуют интересы службы, ознакомьтесь, пожалуйста, здесь с исчерпывающей полнотой сказано, в чем заключается моя миссия. Он протянул бумагу хозяину, и тот, поднеся ее к самым глазам, прочитал, после чего сказал: Миссия у вас, должно быть, чрезвычайной важности, раз уж тут употреблены столь сильные выражения. Так уж принято в нашем ведомстве, даже когда посылают сотрудника с таким несложным заданием, как мое, например, все равно пишут в подобном категорическом духе. Расследовать причины самоубийства, это, по-вашему, несложно. Не истолкуйте мои слова превратно, я всего лишь хотел сказать, что каково бы ни было поручение, где требуется предъявлять мандат, текст его неизменно составляется в таком вот стиле. Авторитарная риторика. Можно и так сказать. Тут вмешалась хозяйка, спросив: А что же Главный Архив хочет от нас. Во-первых, узнать, каков мог быть непосредственный повод к самоубийству. А во-вторых, осведомился хозяин. Обстоятельства, которые предшествовали этому печальному событию или могли привести к нему, признаки — словом, все, что позволило бы нам лучше понять, что же произошло. Моя дочь покончила с собой, неужели этого недостаточно. Позвонив и сказав, что мне нужно увидеться с вами для уточнения статистических данных, я несколько упростил вопрос. То есть. Те времена, когда мы довольствовались одними цифрами, прошли, и ныне нам необходимо со всевозможной полнотой воссоздать ту психологическую картину, в рамках которой развивалось суицидальное намерение. Зачем, осведомилась мать, мою дочь это не воскресит. Для того, чтобы установить параметры вмешательства. Не понимаю, сказал отец. Испарина пробила сеньора Жозе, дело оказывалось более сложным, чем он предполагал. Уф, жарко, воскликнул он. Дать воды, спросила мать. Если вас не затруднит. Нет, нисколько, поднялась и вышла и через минуту вернулась со стаканом. Сеньор Жозе, припав к нему жаждущими устами, понял, что нужно сменить тактику. Он поставил стакан на поднос, который держала хозяйка, и сказал так: Представьте, что рокового события еще не было, представьте, что расследование, проводимое Главным Архивом ЗАГС, уже позволило выработать те советы и рекомендации, которые, будучи применены своевременно, смогут если не пресечь, то задержать суицидный процесс. Это и есть параметры вмешательства, спросил отец. Точно так, ответил сеньор Жозе и, перехватывая инициативу, нанес упреждающий удар: Если не смогли предотвратить самоубийство вашей дочери, быть может, сумеем с вашей помощью и с помощью других лиц, оказавшихся в схожем положении, избежать большого горя и многих слез.