|
С этими и другими, но столь же скептическими мыслями сеньор Жозе встретил наступление понедельника, в должной мере оправившись от своих геркулесовых трудов и, невзирая на неизбежное нервное напряжение, вызванное постоянным противоборством того, как сильно хочется, с тем, что так больно колется, решил и впредь не прекращать ни ночных походов, ни восхождений. День, впрочем, не задался с самого утра. Заместитель хранителя, по должности исполнявший в архиве обязанности экзекутора или эконома, доложил шефу, что заметил увеличившийся за последние две недели расход бланков, каковой расход, сильно превышая предусмотренную в правилах делопроизводства норму брака, то бишь бланков и формуляров, испорченных при заполнении, не мог быть объяснен количеством зарегистрированных в архиве новорожденных. Хранитель, выслушав доклад, осведомился, какие шаги предприняты для установления причин такого непомерного расходования материала, а равно и какими мерами намерен его подчиненный воспрепятствовать повторению столь пагубных явлений. Заместитель скромно ответствовал, что пока еще никаких и никакими, ибо не осмеливался выдвигать собственные идеи и тем более проявлять инициативу, пока не повергнет дело на рассмотрение и дальнейшее усмотрение начальства, чем он в настоящую минуту и занимается. Ладно, повергли, с обыкновенной своей сухостью отрезал шеф, теперь будьте добры озаботиться, чтобы я больше об этом не слышал. Заместитель отправился за свой стол думать и через час принес шефу проект приказа, согласно которому шкаф с бланками отныне будет заперт на ключ, а ключ — на ответственном хранении у эконома. Шеф начертал резолюцию: Согласен, заместитель с демонстративной торжественностью запер шкаф, дабы сотрудники в полной мере прочувствовали важность нововведений, а сеньор Жозе, когда прошел первоначальный испуг, вздохнул с облегчением, обрадованно вспомнив, что успел выполнить самую важную часть работы. И стал вспоминать, сколько же еще у него дома в запасе чистых формуляров, двенадцать или пятнадцать. Ничего страшного. Когда и этот запас истощится, он распишет данные тридцати оставшихся личностей на листах обыкновенной бумаги, хоть, конечно, получится разнобой и не так красиво. Что ж поделать, подумал он себе в утешение, за неимением гербовой пишут на простой.
Не имелось решительно никаких оснований подозревать сеньора Жозе в хищении бланков больше, нежели кого-либо из коллег одного с ним служебного положения, поскольку только они, младшие делопроизводители, занимались заполнением документов, однако он, будучи закоренелым неврастеником, целый день опасался, что хруст, производимый, так сказать, угрызениями нечистой совести, будет слышен со стороны и, значит, замечен сослуживцами. Несмотря на свои страхи, он с честью выдержал допрос, устроенный ему, как, впрочем, и всем прочим. Не дрогнув ни единым мускулом на лице, ни голосом, выражением и тоном которых он постарался соответствовать ситуации, сеньор Жозе заявил, что относится к расходованию бланков самым рачительным образом, поскольку, во-первых, вообще бережлив по натуре, но главным образом потому, что непреложно сознает, как сознательное должностное лицо, что бумаги, оборачивающиеся в Главном Архиве, приобретаются за счет налогов, отчего налогоплательщикам весьма часто приходится идти на жертвы, каковые, следовательно, должны неукоснительно уважаться. Речи его, как по форме, так и по содержанию, бальзамом пролились на душу начальников, а сослуживцы, вызванные держать ответ вслед за нашим героем, повторяли его слова с ничтожными стилистическими изменениями, однако именно не высказываемая вслух, но подразумеваемая и с течением времени широко распространившаяся убежденность всех сотрудников в том, что какие бы события ни происходили в Главном Архиве, ничего не может идти вразрез с интересами службы и причинить ей ущерб, да, так вот, именно она, эта убежденность, внедренная в сознание подчиненных своеобразной личностью их начальника, позволила не заметить, что сеньор Жозе впервые за все время службы, начавшейся, кстати, много лет назад, произнес столько слов кряду. |
