|
Эта «София» была последним судном, крушение которого Леопольдина смогла предвидеть перед отплытием в Нью-Йорк. Каликсто опять признали главным спасателем, но на сей раз он принял помощь четырех других шлюпов, прибывших немного позже. Нашей усталой и измученной команде из восьми человек помогали еще сорок моряков, и за двадцать часов, пока длилась спасательная операция, каждый из них заработал по сто двадцать пять долларов, таская тяжелые бочонки с порохом. За это время ветер переменился и задул в другую сторону, отчего один из шлюпов сорвало с якоря. Он с такой силой навалился на правый борт нашей шхуны, что снес ограждение палубы и пробил борт. К счастью, пробоина пришлась выше ватерлинии, так что «Сорор Мистика» благополучно вернулась в родную гавань — вернее, ее привел туда Каликсто. Там корабельные плотники принялись залечивать ее раны. Вскоре они объявили, что шхуна вновь готова выйти в море, чтобы направиться в Нью-Йорк. И все-таки… Ах, если бы Лео смогла предвидеть последствия того перехода! Или если бы мы вовремя оставили попытки сокрушить капитана Робертса и отказались от намерения переправить на север деньги, доставшиеся нам после продажи груза с последних пяти судов, — деньги, которых хватило бы на освобождение целого легиона черных невольников. Эх, кабы знать! H?las, все эти прорицания, гадания… Поверьте, даже для искуснейших провидиц иногда существует лишь настоящее, быстро переходящее в прошлое. Со временем время исчезает, как говорят мудрецы. Нам остается лишь учиться на прежних ошибках и рассказывать истории о них. Чем я сейчас и занимаюсь. Они, то есть моя троица, благополучно добрались до Нью-Йорка и там внесли наш вклад в общее дело — в звонкой монете, а также в виде акций и чеков, выданных различными банками, разбросанными по стране. Они передали все это в руки не самих Таппанов, а друзей их друзей (это лучший способ скрыть наши следы). Но обратное плавание было сопряжено со многими бедами, о чем Леопольдина записала в своей «Книге теней»: «Ах, из чего бы мне сделать метлу, чтобы она подняла меня с палубы, то и дело подбрасывающей меня в воздух, и унесла к дому — к земле, к любимой земле!» Да, мореход из Леопольдины получился неважный. Разумеется, насчет метлы она пошутила: ты сама знаешь, сестра, что это старая выдумка тех, кто веками не мог изловить нас и хотел объяснить почему. Насколько мне известно, ни одна из сестер, кроме меня, так и не вознеслась. Но терпение, мой друг, терпение. Обещаю: скоро я расскажу, каким образом стала частью эфира, но пока вернемся к позеленевшей от морской болезни Леопольдине и прочтем еще одну ее запись, сделанную на борту «Сорор Мистика». Из нее можно понять, что происходило со шхуной, которую морские валы подбрасывали в воздух, как щепку. «Похоже, Нептун решил взять меня в свое царство. — Она снова пыталась шутить, моя Лео, намеренно прибегая к напыщенным театральным выражениям. Море на обратном пути и впрямь было весьма бурным, о чем свидетельствует неровный почерк моей девочки: сплошные каракули да закорючки, строчки то стремятся вниз, то встают на дыбы. — Что ж, говорю я ему, будь по-твоему. Выходи, Нептун, поднимай свой трезубец, пронзай меня остриями! Пусть они войдут в мое тело!» Ну и так далее. Дело в том, что морское путешествие — Леопольдина как-то раз назвала его «струной томительной скуки, туго натянутой меж двумя точками панического страха», подразумевая под «точками» начало и конец плавания, — оказалось совсем не таким, как она ожидала. Все пошло не так, и, что хуже всего, в море у нее не было никаких средств узнать будущее: ни свое, ни тех, кого она так любила, ни даже самой шхуны, чей стонущий рангоут, плачущий такелаж и щелкающие, точно хлыст, паруса не давали ей спать ночью. |
