Изменить размер шрифта - +

    На ней было черное платье, застегнутое так, что верхняя пуговица находилась с левой стороны шеи, словно прильнув к ее волевой челюсти. Рыжие волосы, растрепанные бризом, который посвистывал среди снастей и раздувал паруса, казались пламенеющим нимбом. Шума ветра я не могла слышать, но прекрасно все видела в подзорную трубу с высоты башни и сразу заметила, что свой котел девушка несла легко, словно дамскую сумочку. Он был побольше пушечного ядра и весь черный, как платье Грании, а рыжие пятна на шкуре пса Кухулина, трусившего рядом с хозяйкой, хорошо подходили к цвету ее волос.
    Я так увлеклась, рассматривая новую сестру, что не заметила, как кто-то из троицы указал на мою башню. Грания Берн остановилась, затенила ладонью свои зеленоватые с изумрудным оттенком глаза и пристально посмотрела в мою сторону. Увидев меня на башне, она помахала рукой. Да, помахала. Мое сердце забилось, я опустила подзорную трубу, откинулась на спинку дивана, где обычно читала, и улыбнулась такой счастливой улыбкой, что… Что даже мертвецы со стеклянных портретов на моих окнах не удержались и тоже заулыбались.
   
   
    
     ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
    
    
     Ибо, коль сырость и жар меж собою смешаются в меру,
     Плод зачинают, и все от этих двоих происходит.
     Если ж в боренье огонь и вода — жар влажный, возникнув,
     Все создает: для плодов несогласье согласное — в пользу!
     Овидий. Метаморфозы, Книга I
     (Перевод С. Шервинского)
    
    
    
    
    Я больше никогда не видела Гранию Берн в черном. С тех пор она всегда одевалась в белое, предпочитая льняные ткани и кружева из-за жары, к которой мы все успели привыкнуть, однако неизменно выбирала фасоны с высоким воротом. Такие платья в здешних краях найти нелегко, и она нашла портного, пошившего для нее немало нарядов в ее любимом почти монашеском стиле: они закрывали не только грудь, но и шею.
    — В определенном возрасте, — сказала она как-то раз в редком для нее приступе суетности, словно пыталась вступить со мной в негласный сговор; нам обеим было тогда около сорока, — мы, ведьмы, не должны выставлять шею напоказ!
    Впрочем, ее шея не имела никаких изъянов: длинная и стройная, с удивительным жемчужным отливом, как и вся ее кожа. Когда наша «Геката» удачно сняла со скалы Пиклз-Риф судно «Клерфонтен», в результате чего нам досталась прекрасная двойная нитка жемчуга, я сразу подумала: такое ожерелье подойдет именно Грании, и постаралась ее заинтересовать. Мне очень хотелось, чтобы она надела этот жемчуг. Я даже проявила не свойственную мне жестокость и отказалась вернуть ожерелье маркизу, его прежнему владельцу (он написал мне, что его супруга «пребывает в слезах» после утраты своего сокровища), сославшись на действующие законы о помощи при кораблекрушениях. «Нет, — ответила я ему, — нет, нет и нет!» А когда моя троица позволила мне не обращать добычу в наличность, как у нас было заведено — мы теперь посылали вырученные деньги на север, в Ирландию, — я преподнесла жемчуг Грании в качестве подарка по случаю ее вступления в мир теней, в нашу семью и в Логово ведьм. Не так-то просто оказалось уговорить ее принять дар — пришлось «свистать всех наверх». Мы убедили ее, но Грания все равно предпочла носить ожерелье поверх платьев с высоким воротом, и жемчужины никогда не касались ее кожи, ее чудесной кожи, которая выдерживала сравнение с цветом этих бусин и превосходила его.
Быстрый переход