|
Этих забот в последние две недели было слишком много; будущее, которое одни из нас могли прозревать, а другие узнавали по их рассказам, не внушало почти никаких надежд, так что никто не решался даже высказать вслух свои опасения. Наш уютный мирок приготовился исчезнуть. По иронии судьбы, его должны были забрать те самые стихии, что помогли нам так комфортно устроиться: вода и ветер. А вот еще одна насмешка судьбы: если Грания или Лео предвидели, что пожар повлияет на нашу общую судьбу, они не обмолвились об этом ни словом. Лучше б они предупредили. Я была бы осторожнее. Огонь. Вода. Их брачный союз. Я касаюсь этих тем очень деликатно. Ты простишь мне это, моя неведомая сестра, ибо сейчас речь пойдет обо мне самой. Да, мне предстоит превознести саму себя. Мы с Гранией говорили о пожаре утром того дня, когда ураган подошел к острову. Мы пришли к выводу, что неразумно оставлять комнату, где мы занимались Ремеслом, без присмотра — вдруг туда попадут чужаки, по воле обстоятельств оказавшиеся в Логове ведьм, разрушенном бурей или уцелевшем. Мы решили сложить в углубление под каминной решеткой наши колдовские припасы, а также все предметы, от которых попахивало чертовщиной. Туда же, в золу, отправились склянки и кувшинчики с припасенными снадобьями. В случае нужды их можно было бы сжечь. Ураган пришел в середине дня. Шум ветра напоминал, как выразилась Грания, «что-то среднее между целым хором распятых кошек и стенаниями старой карги, поющей ирландскую поминальную песнь по своему благоверному». Мы отважились подняться на башню, чтобы взглянуть на шхуну «Сорор Мистика», стоящую в гавани, но не дерзнули подойти к содрогавшемуся подоконнику: казалось, что вставленные в оконную раму стеклянные фотографические пластинки вот-вот лопнут и разлетятся острыми осколками. Из небольших окошек на третьем этаже мы увидели, как море заливает улицы города. Ветер срывал орехи с кокосовых пальм, и они проносились по воздуху, как пушечные ядра. Немного позднее часть пристани, примерно четверть, порыв ветра сдвинул в сторону одной из наших кокосовых пальм, а потом протащил прямо на нее, так что дерево обломилось, а одна из досок застряла, зацепившись за обломок гибкого ствола, на высоте четырех футов, образовав таким способом нечто вроде креста. На этой Голгофе можно было бы распять всех кошек острова, как незадолго до того говорила Грания. — Волны! — воскликнула Грания в изумлении. — Разрази меня гром, эти валы катятся по нашей улице! — Осторожнее с громом, милая, — отозвалась я. — Потому что, боюсь, ты видишь именно то, что видишь! После чего, как ни удивительно, мне на ум пришла строка из Овидия: «Глуби вода заняла и устойчивый мир окружила».[258] К сожалению, должна вам сообщить, что вода поднялась так высоко, что волны плескались у пятой ступеньки нашего крыльца, а до верха его, таким образом, оставалось всего три ступени. Еще немного, и крыльцо будет затоплено, после чего поток ворвется на первый этаж. Вот уж действительно, вода нас окружила. Это я поняла по возгласу Грании, последовавшему вскоре: — Ах, Кухулин, бедняжка! — Что с ним? Разве он не на чердаке? Там высоко и сухо, кто угодно позавидует такому убежищу. Мы всей семьей обсуждали, где Кухулину лучше всего переждать шторм, и решили отправить его на чердак пакгауза. В последнее время пес приобрел привычку наблюдать за тучами, как его хозяйка, и частенько лаял на них. Никто не хотел, чтобы во время урагана Кухулин находился где-то рядом и донимал людей своим тявканьем. Никто — за исключением Грании. — Он там, но привязан к лестнице, и довольно низко. Когда я сажала его на цепь, я боялась ветра — вдруг он задует в пакгауз. |
