— А вот и сделаю, — сказала я, как ребенок, которого взяли на «слабо».
Я взяла обе книги: Библию и «Книгу теней» Себастьяны. Мадлен внимательно следила за моими руками.
— И какая же из этих книг содержит столь великий секрет?
Играла ли я тогда с нею? Пожалуй, да. Я касалась рукой то одной, то другой книги. Они явно не хотели, чтобы я открывала Библию. Когда же я наконец отложила Библию в сторону и открыла «Книгу» Себастьяны, Мадлен откинулась назад, и ее очертания, казавшиеся до этого четкими, расплылись; теперь они со священником вновь походили друг на друга.
— Предупреждала ли тебя Себастьяна? — спросил отец Луи. — Говорила ли она, что новая ведьма обладает очень большой силой, иногда слишком большой, и что ее колдовство не всегда можно держать в узде?.. Вероятно, ты читала о гибельном холоде тысяча семьсот восемьдесят восьмого года?
— Конечно.
— Понимаешь ли ты опасность, которую таит в себе Ремесло?.. Осознаешь ли, к чему может привести отсутствие такого понимания?
— Предупреждала ли тебя Себастьяна? — спросила Мадлен.
Я солгала, сказав, что предупреждала. Себастьяна говорила лишь, что моя колдовская сила обусловлена моей молодостью и что призраки очень-очень долго ждали появления новой ведьмы, которая сможет раз и навсегда успокоить душу Мадлен. Да, я прочла в ее «Книге» предостережение, но хорошо помню, как подумала тогда и продолжала убеждать себя после, что это всего лишь заклятие, простое заклинание. Что может случиться страшного? Ведь призрак и так мертв.
— Ты нашла этот… этот способ в «Книге» Себастьяны? — спросил священник.
Я сказала, что да. Тогда Мадлен произнесла вслух то, что всем нам пришло в голову:
— Почему же тогда Себастьяна не попробовала его на мне? — Она обернулась к отцу Луи: — Неужели она знала все эти годы?..
— Эта ведьма не может говорить за другую, — ответил отец Луи. Но гнев Мадлен уже разгорался: кровь полилась из раны на шее все быстрее и быстрее, как закипающая вода. — Кроме того, Мадлен… — начал было священник.
— Кроме того , — подхватила Мадлен, — другая, как ты ее называешь, ненавидела меня все эти годы, никогда по-настоящему и не пыталась освободить…
Отец Луи прервал ее, прошептав какое-то слово, не расслышанное мной, и как раз вовремя, потому что я быстро сообразила: кровь, которую она источала, разбрызгивая ее повсюду в таком волнении, вернее даже сказать возбуждении, так и будет течь до самого утра, либо отсрочив наш отъезд, либо поставив передо мной всевозможные вопросы, отвечать на которые у меня не было ни малейшего желания. Как мне освободиться от красной паутины, которую плела Мадлен? На полу перед камином уже стояла лужа, порог был скользким от крови, и стулья — неужели придется сжечь испорченные стулья?
— Что сделано — сделано, — сказал священник, обращаясь к Мадлен. — Париж уже проехали, — добавил он, намекая на что-то недосказанное, произошедшее между Себастьяной и нею. — А теперь, — продолжил он, — выслушаем эту ведьму, мы давно уже ждем, что она скажет.
— Послушай, ведьма , — взмолилась Мадлен, — если это только твои догадки, если ты только дразнишь меня своими…
— Прекрати, — мягко сказал священник, потом повернулся ко мне и добавил: — Геркулина, или Геркюль в твоей новой роли, если ты подаешь нам ложную надежду, и…
— Фисон, — начала я, — Фисон, Тихон, Хиддекель и Евфрат. |