|
— Пожалуйста, — попросила я, — не говори этим голосом. Я, в конце концов, привыкла к твоему, и мне невыносимо напоминание о том, что я здесь с… — Хорошо… Теперь слушай, ведьма. Я пришла… Я пришла, чтобы поблагодарить тебя. Если бы кто-то был сейчас рядом с нами, голос Мадлен показался бы ему движением воздуха, словно от трепыхания крыльев одинокого голубя, которого я заметила высоко под сводами нефа. Ее голос стал немного иным, звучал суше. И все же в нем оставалось и что-то водянистое, как в переполненной канаве; возможно, ее голос изменился, когда я прибегла к колдовскому искусству, чтобы остановить кровь… Наверно, именно за это она пришла благодарить меня. — Заклинание тогда подействовало? — спросила я, хотя знала, что так оно и было. — Кровь… — Да. Надо надеяться, что твое ремесло будет иметь такую же силу и на перекрестке дорог . — Понимаешь, я не имею представления, как… Не знаю, смогу ли я… — Поэтому я и пришла. Поэтому и следовала за тобой, проникнув в это остывшее тело . — Но зачем? — Чтобы поблагодарить тебя и рассказать больше о нашей миссии, как называет ее Себастьяна. Я промолчала. Кто же наконец расскажет мне то, что я должна знать, да так, чтобы не приходилось все это выпытывать, делать умозаключения, гадать, беспокоиться и недоумевать? — Ты, конечно, знаешь, что вот уже две сотни лет я пытаюсь умереть и таким образом избежать своей участи. Я испробовала столько различных способов… Она умолкла. Я наблюдала, как она неловко пыталась свести вместе свои неживые руки, судорожно сжимая их, чтобы принять позу молящейся. — Да, я слышала, как вы говорили с отцом Луи, но не знала, что вы имели в виду. — Конечно, ведьма, откуда тебе это знать? — Так расскажи мне! — воскликнула я, сама себе удивляясь. — Расскажи все, что ты знаешь о смерти! После этого мы обе — enfin[115], все втроем — долго сидели в пустом соборе, глядя перед собой. Наконец Мадлен заговорила. — За годы, прошедшие после моей смерти, я много путешествовала с единственной целью: найти путь, ведущий назад, в жизнь. Пожить еще хотя бы немного — вот все, чего я добивалась, но всегда тщетно. Меня не интересовало, какую я обрету телесную оболочку — будь то ребенок или нищенка, дурак или монашенка, — я хотела лишь вернуться к состоянию смертности, снова жить, зная, что потом умру по-настоящему и окончательно. Покончить с этой бесконечной отсрочкой… с этой подвешенностью в вечности, на которую меня обрек некий церковный обряд или ритуал. — Ты думаешь, это церковь так с тобой сделала? — Уверена. Это сделала церковь, это не божеское деяние… Но как это произошло, понятия не имею . — Под вуалью я увидела повернутое ко мне лицо Мадлен поверх того, другого лица, отделенное от него. — Но если я не знаю, как это случилось, могу ли я отменить сделанное? По силам ли это кому-нибудь или чему-нибудь? Конечно, и ход моих мыслей был схожим: как мне отменить сделанное? Вместо того чтобы задать этот вопрос, я сидела и слушала. И наблюдала. В прохладном полумраке многоцветных теней собора я любовалась руками… той женщины, чье телесное обличье приняла Мадлен. Красивые, длинные и тонкие пальцы, хорошо ухоженные ногти. Ничего похожего на растрескавшиеся, переросшие, закручивающиеся ногти Мадлен, всегда грязные… словно она разрывала ими могилы. |
