|
Рубашка походила на мешок, ремень застегивался на самую последнюю дырку. Худоба еще сильнее чем обычно подчеркивала его физическую уязвимость. Удар боксера полулегковеса свалил бы его с ног, подумал Клив. Но худоба придала его лицу новую, почти отчаянную напряженность. Казалось, он состоит из одних глаз, да и те растеряли весь свой солнечный свет. Ушла также и притворная пустота взгляда, она сменилась сверхъестественной целеустремленностью. – Я спросил. – Я тебя слышал, – ответил Билли. Солнца сегодня не было, но он все равно смотрел на стену. – Да, если тебе так необходимо знать, я свидетельствовал свое почтение. – Мне велено присматривать за тобой. Девлин велел. Он хочет убрать тебя с этажа. Может, и совсем перевести. – Убрать? – испуганный взгляд, который Билли кинул на Клива, был так беззащитен, что его невозможно было выдержать больше чем несколько секунд. – Отсюда долой, ты это имеешь в виду? – Думаю, так. – Они не могут! – Они могут. Они называют это караваном призраков. Сейчас ты здесь, а потом… – Нет, – сказал мальчик, внезапно сжав кулаки. Он начал дрожать, и на мгновение Клив испугался, что будет второй припадок. Но, казалось, усилием воли он справился с дрожью, и опять направил взгляд на сокамерника. Ссадины и синяки, полученные от Лауэлла, сделались желтовато серыми, но еще долго не исчезнут, на щеках бледно рыжая щетина. Клив почувствовал нежелательный прилив тревоги. – Расскажи мне, – попросил Клив. – Что рассказать? – спросил Билли. – Что случилось у могил. – Я почувствовал головокружение. Упал. Очнулся я уже в госпитале. – Это то, что сказал им, верно? – Это правда. – Не так, как слышал я. Почему бы тебе не объяснить, что по настоящему произошло. Я хочу, чтобы ты поверил мне. – Я верю, – сказал мальчик. – Но, видишь ли, я должен хранить это при себе. Это – между мною и им. – Тобою и Эдгаром? – переспросил Клив и Билли кивнул. – Между тобой и человеком, который убил всю свою семью, кроме твоей матери? Билли явно был напуган тем, что Клив в курсе дела. – Да, – сказал он после размышлений. – Да, он убил их всех. Он бы убил и Маму тоже, если бы она не убежала. Он хотел стереть с лица земли всю семью. Так, чтобы не осталось наследников, чтобы не нести плохую кровь. – Твоя кровь плохая, да? Билли позволил себе слабо улыбнуться. – Нет, – ответил он. – Я так не думаю. Дед ошибался. Времена изменились, разве не так? Он сумасшедший, подумал Клив. С быстротой молнии Билли уловил его настроение. – Я не сумасшедший, – сказал он. – Скажи им. Скажи Девлину и любому, кто спросит. Скажи всем – я агнец. – Его глаза опять горели неистовством. Тут ничего нет от агнца, подумал Клив, но воздержался сказать это вслух. – Они не должны перевести меня отсюда, Клив. Не должны, после того, как я подошел так близко. У меня здесь дело. Важное дело. – С покойником? – С покойником. Какую бы новую цель он ни представил Кливу, с другими заключенными его отношения строились иначе. Он не отвечал ни на вопросы, ни на оскорбления, которыми его осыпали. Его внешнее пустоглазое безразличие было безупречным. Клив поражался. Мальчик мог бы сделать актерскую карьеру, если бы не был профессиональным чокнутым. Но то, что он нечто таил, стало скоро проявляться: в лихорадочном блеске глаз, в дрожащих движениях, в задумчивости и непоколебимом молчании. Для доктора, с которым продолжал общаться Билли, физическое ухудшение было очевидным, он заявил, что мальчик страдает депрессией, острой бессонницей, и прописал седативное, чтобы улучшить сон. Таблетки Билли отдавал Кливу, утверждая, что сам он в них не нуждается. |
